Особенно,... 
58 
— Почему вы могли позволить себе убийство члена Политбюро?
Я неторопливо встал, задвинул стул ближе к столу и, повернувшись всё так же неторопливо, спокойно ответил:
— Потому, что пока он был жив, я точно знал, кто запустит маховик развала страны, а так же достаточно точную дату своей кончины. Теперь, смерть, может и приблизилась, но, не зная её сроков, всё равно чувствую себя гораздо лучше.
Верховный, подойдя ко мне вплотную и придавив взглядом жёлтых глаз, поинтересовался:
— А если Я вам назову эту дату, что вы будете делать?
После этого вопроса, стало как-то не по себе, да и тон у него был очень многозначительный. Сейчас отвечу неправильно и как в песне — «Сегодня не увидеть мне зари, сегодня я в последний раз побрился». В том, что Виссарионыч может без дальнейших расспросов и вопреки всякой логике приказать шлёпнуть бесценного пришельца из будущего, после этого взгляда, сомнений не оставалось. Но вот что отвечать надо честно, чувствовал тоже. Этот зверюга, малейшую фальшь тут же унюхает. И если поймёт, что я хоть в чём-то душой покривил... Поэтому, пожав плечами, сказал:
— Наверное, ничего... Даже если и получится сбежать, то всё равно, это потеряет смысл, так как в одиночку изменить мир у меня не выйдет.
— Вам кажется, его надо менять?
Тон у Сталина несколько изменился, только вот непонятно в какую строну. Но то, что скользкую тему моей кончины он хоть на время сменил, не могло не радовать.
— Да, кажется.
— Что же в нём настолько плохого, что через...
Верховный на секунду задумался и продолжил
— через 55–60 лет, вас не устраивает ваше настоящее?
— Вас, Иосиф Виссарионович, оно не устроит ещё больше.
— Пф-ф!
Собеседник насмешливо раздул усы:
— Ты меня что, хочешь напугать?
— Какой мне смысл вас пугать? Если бы тогда всё было нормально, то вы бы про меня и не узнали. Для чего мне появляться — вдруг что-нибудь нечаянно изменю к худшему? Но я появился, причём так что...
Хотел сказать — хрен сотрёшь, но вовремя поймал себя за язык. Хорошо, усатый на эту запинку не отреагировал. Ну, во всяком случае, сделал вид, что не заметил.
— А там вас, что-то не устраивало? И что значат ваши слова, про то, что Хрущёв запустил механизм развала?
Во даёт! Да если бы я встретился с пришельцем из будущего, то сразу начал бы выпытывать подробности и желательно в хронологическом порядке. А этот человек, моими взглядами интересуется. Не что будет происходить, а что меня в этом происходящем устраивать не будет. С другой стороны, хорошо хоть про Хрущёва он мимо ушей не пропустил а то я волноваться начал. Подумает ещё, что Лисов из шкурных интересов Никитку завалил, а мне этого совершенно не надо, да и чревато последствиями. Поэтому вздохнув, стал отвечать на первый вопрос:
— Значит, интересуетесь, что не устраивает? Не устраивает то, что моей страны больше нет. Что на её останках, сейчас живут, в основном, нищие люди. Закон практически не действует. Продаётся и покупается совершенно всё. Медицины нет, образования нет, зато, под видом приобщения к свободам, идёт активная пропаганда всех извращений, которые только возможны. Только в последние несколько лет, появился правитель, который хоть чуть-чуть начал исправлять ситуацию. Но нет никакой гарантии, что с его уходом всё не пойдёт ещё дальше. Тогда сегодняшние немцы, с их планом уничтожения всего двадцати пяти-трибцатимиллионов человек, покажутся сопливыми толстовцами...
Сталин на эту речь отреагировал спокойно. Молча набил трубку, долго её раскуривал и, наконец, спросил:
— Была ещё одна война?
— Война?
Я сначала удивился этому вопросу, но потом, видно, напряжение беседы сказалось и сообразив, почему вообще меня спросили про войну, начал ржать. Вот здесь, прямо в кабинете у одного из самых страшных людей в истории, закатывался так, что даже слёзы выступили. Успокоился только минуты через две.
— Война... не было никакой войны. Страну сдали правители. Верхушка коммунистическая. Сначала начал один — с очень правильными и хорошими лозунгами. И на партсъездах, ему все очень активно аплодировали... Тогда весь телеэфир был этими съездами забит. А потом правитель поменьше так захотел власти, что под шумок скинул первого. И чтобы его самого тут же не скинули, просто распустил страну. Как первоклашек после урока.
Хруп. В руке у Верховного, хрустнула трубка. Он аккуратно положил её в пепельницу и, оттряхнув руки, медленно спросил:
58 
