35 
Он воспользовался первой пришедшей в голову мыслью и, перебив Роберта, стал говорить, что весь их план с приманкой в лице Эммы может потерпеть крах, ибо, несмотря на кажущееся согласие меж Роллоном и его женой, их семейная жизнь изобилует ссорами, причем Эмма нередко грозится покинуть Ролло, поэтому ее внезапное исчезновение может быть расценено как побег. А тогда Ролло, не имеющий привычки прощать предательства, вряд ли согласится срывать план завоевания Франкии ради того, чтобы очертя голову вести своих людей к хорошо укрепленному Шартру.
Закончив речь, Франкон был удовлетворен тем, как скисли лица собравшихся. Однако Роберт оставался невозмутимым.
– А если Эмма исчезнет вместе с наследником?
Франкон только заморгал.
– Воистину, вы говорите невозможные речи, миссир. Гийом Нормандский еще дитя, но вместе с тем он пока наша единственная надежда, что когда-нибудь Нормандия станет христианской. К тому же я не мыслю, как вы хотите похитить возлюбленную Ролло, да к тому же еще с младенцем.
Возможно, он сказал это излишне запальчиво, ибо если судьба Эммы как не оправдавшей его надежды его не очень-то волновала, то этот мальчик, его крестник, был дорог епископу не только как христианин, но и как ребенок, к которому он прикипел всем своим старческим одиноким сердцем. В это время Далмаций повернулся к Роберту.
– Я думаю, настало время ознакомить преподобного епископа Руанского с нашим планом.
Герцог согласно кивнул, сплел пальцы, глядя поверх них на Франкона своими пристальными темными глазами.
– Насколько известно, одним из условий нынешнего мирного договора с Карлом, с вашей легкой руки, стало возвращение в нормандский монастырь Святого Адриана, близ местечка Эвре, мощей этого святого.[14] Воистину, Карлу не следовало брать на себя смелость в этом вопросе, так как останки этого святого покоятся в моих владениях, однако я, пожалуй, готов их вернуть при условии, что вы, как глава нормандских христиан, организуете шествие в Эвре, куда будут доставлены мощи Святого Адриана. Подобное не вызовет к вашей особе никаких подозрений, и вся трудность для вас заключается лишь в том, чтобы уговорить Эмму принять участие в крестном шествии для встречи мощей. И она должна взять с собой сына. Дальнейшее уже не будет зависеть от вас.
Франкон перевел дыхание. В том, что ему предлагал Роберт, не было ничего опасного лично для него, а про себя он отметил, что вряд ли он будет настаивать, чтобы Эмма взяла в дорогу Гийома. Однако теперь Франкону стало любопытно, как же задумал Роберт похитить племянницу, ибо нет сомнений, что она отправится в путь с большим эскортом и внушительной охраной. И Франкон не преминул заметить об этом слушателям, причем не захотел скрыть иронии в голосе.
Роберт чуть улыбнулся, а среди присутствующих произошло какое-то движение.
– Дело в том, досточтимый отец Франкон, – начал Роберт, – что у нас есть человек, который клятвенно заверил, что он сможет выманить Эмму с ребенком в лес, где мы будем ее ожидать.
Помимо воли Франкон повернулся к Ги Анжуйскому, однако тот сидел потупясь, на глядевшего на него Франкона бросил будто даже смущенный взгляд исподлобья.
«Нет, этот не чета Роллону, – подумал Франкон, – Эмма ради него не станет рисковать своим благополучием».
Но в этот момент Роберт обратился к супруге:
– Думаю, настало время познакомить епископа Руанского с дамой из Этампа.
Франкон был несколько озадачен, что герцог отдал распоряжение привести «даму из Этампа» не обычному прислужнику, а собственной жене. Это могло означать две вещи: во-первых, эта таинственная особа столь приближена к герцогу, что проживает если не в одних, то в смежных покоях с Беатриссой. А во-вторых, герцог желает, чтобы как можно меньше людей знали о ее присутствии здесь.
Франкон ощущал на себе взгляд Робертина, прямой, испытывающий. Даже при неровном освещении от горящих в чашах на треногах огней это было заметно. А рядом нервно перебирал четки Ги Анжуйский. Франкон даже на расстоянии чувствовал его напряженность. Этот, пожалуй, наиболее других заинтересован в похищении Эммы. К пище не притрагивался, в то время как Эбль, Герберт Вермандуа и остальные продолжали спокойно трапезничать.
Самым невозмутимым и словно бы не реагирующим на происходящее казался сидевший подле Роберта аббат Далмаций, полусвященник, полувоин, хороший стратег, но плохой поп, человек невежественный, но обаятельный и неглупый. Недаром Робертин сделал его своим приближенным и доверил ему командование большинством своих вавассоров. Сейчас он невозмутимо жевал изюм, заедая его засахаренными фруктами и зеленью, и даже дружелюбно подмигнул наблюдавшему за ним Франкону.
35 
