52 
В том, как он произнес ее прозвище, чувствовались пренебрежение и злорадство. Эмма оттолкнула пьяные объятия Бьерна резко и зло. Он не обиделся, сказал, что лично принесет ей мед в сотах.
Когда скальд отошел, Лодин проводил его взглядом. Потом резко бросил обглоданную кость на тарелку Эммы, сбил бокал, залив ее одежду вином.
– К кому из них ты приехала, шлюха?
Он никогда не любил ее, к тому же был сильно пьян. Но Эмма была уже на пределе. Усталость, напряжение, гнев, обида сделали свое дело. Она вскочила.
– Будь здесь Ролло, ты, Волчий Оскал, был бы как шавка, что скулит из своей конуры и не осмеливается подать голос при хозяине.
Он так и застыл, глядя на нее исподлобья. Вряд ли этому жестокому ярлу когда-либо приходилось слышать такие оскорбления из уст женщины. Казалось, с него слетел хмель. Но он улыбнулся, став удивительно похож на хищника лесов. Эмма невольно попятилась, но он уже перескочил через стол, схватил ее за запястье.
– А ну идем!
Он протащил ее под сводом галереи, толкнул какую-то дверь. Эмма вырывалась, но он словно не замечал этого. Тащил ее за собой, стремительно сворачивал, заставляя почти бежать.
Они оказались на залитом лунным светом дворе. Здесь он резко остановился, так что Эмма почти налетела на него. Лодин же отпустил ее руку, почти отбросил. Эмма увидела, как в жесткой улыбке сверкнули его звериные клыки.
– Только посмей меня тронуть… Ролло…
Она умолкла, попятилась.
– Иди, – тихо сказал Лодин. – Посмотри, насколько сильна твоя власть над левшой.
Он резко указал ей куда-то в сторону, закинул полу плаща через плечо и ушел. Она еле перевела дыхание. Огляделась. Эмма стояла одна на хозяйственном дворе, увидела амбары, клетки, конюшни. Блеклый свет луны тускло серебрил зигзаги крыш. Но вглядывалась она лишь туда, куда указал Лодин. Большие ворота одного из сараев были распахнуты, и возле них в конце горел одинокий факел. Эмма глядела на его свет. Она уже поняла, где они, но стояла, прижав руку к сердцу.
«Зачем мне туда идти? Что я надеюсь не увидеть?»
Она стояла не сходя с места довольно долго. Из-под лестницы вылез старый облезлый пес, обнюхал ее, завилял хвостом, поскуливая. Эмма глядела на огонек факела и темный проем сарая.
«Если я их увижу, от этого мне не станет легче».
Теперь она понимала месть Лодина. Он знал, как сделать ей больно.
«Мне следует немедленно уехать. Мне следует все забыть».
Это была единственная трезвая мысль в ее охваченном пламенем мозгу, но и она растворилась в волне гнева, ревности и обиды. Эмма оттолкнула ластившегося пса, стремительно перешла тун, взяла факел.
В темноте огромного сарая воздух был теплый, душный. Неровный свет факела выхватывал из мрака то огромные столбы-подпоры, то наваленные у входа сельскохозяйственные орудия. Дальше виднелась высокая кучка сена. И там она увидела их. Она шагнула вперед, споткнувшись о ворох одежды. Подняла факел. Смотрела.
Они спали совершенно нагие, сплетясь в бесстыдном объятии. Ролло лежал на животе, одной рукой обняв грудь Лив, склонив голову ей на плечо. Белое колено Лив обвивало бедро Ролло. Эмма глядела на них, ощущала сильный запах перегара, пота, теплый аромат свежескошенной травы. И вдруг застонала, зарычала, с яростью ударила горящим факелом по соломе. От нее стал подниматься слабый дымок, потом побежали язычки пламени.
«Я сожгу их здесь», – со злорадством подумала Эмма и ткнула огнем еще в одном месте, потом вдруг в злобе ударила по телам, обожгла ноги Ролло, живот Лив.
Ролло подскочил моментально. Увидел ее, кинулся. Увернулся, когда она описала гудевшим факелом дугу, обороняясь. Слышала, как от боли и страха завизжала Лив, стала отползать. Эмма, все так же глухо рыча, стала бить ее огнем по заду, спине. Та заголосила не своим голосом. Ролло сзади набросился на Эмму, сильно сжал сжимавшую факел руку.
Она выронила огонь. Вокруг клубился дым, язычки пламени разбегались потоками, разгораясь все сильней. Эмма не заметила, когда выбежала вопящая Лив. Она боролась, выбиваясь из рук Ролло. Рычала, проклинала, дралась. Он резко поднял ее, охватив вокруг туловища, отшвырнул к выходу. Схватил плащ, стал пытаться погасить огонь, но Эмма, как безумная, кинулась к нему, вцепилась ногтями в лицо, едва не выцарапав глаза. Он увернулся, отшвырнул ее, ударив тыльной стороной левой руки так, что она кубарем покатилась по склону стога. Лежала какое-то время оглушенная. Слабо попыталась подняться.
52 
