226 
Шевельнулось сказать посмелей:
– Если мы и боимся за Петроград, то только в том отношении, что отсюда не всегда идёт здоровый дух. Заявления, что война окончена, вселяют в армии беспокойство.
Вопрос (на поддержку генералу): братание?
– Да, к сожалению. Но это позорное явление постепенно ликвидируется. Противник возлагает большие, но ложные надежды, что революция и пропаганда разложат нашу армию сами собой.
А можно ли ожидать в ближайшее время генеральных сражений?
– Да. Этим летом развернётся генеральное сражение и на Западе, и на Востоке. Вообще, 1917 год – решающий год в мировой войне, ибо народы так устали, что вряд ли смогут проявить способность к борьбе больше 4-6 месяцев.
Верят ли в победу союзники?
– Они непоколебимы. А у нас… – вздохнул, – у нас, к сожалению, мечты не о победе, а об установлении тихой мирной жизни. Даже вступление в войну Соединённых Штатов у нас не произвело впечатления.
Есть ли в армии ячейки или гнёзда, на которые могла бы опереться контрреволюция?
– Нет! От генерала до солдата все преданы новому строю. Надо было видеть, – прилгалось невольно, – тот искренний порыв, каким был встречен переворот в армии… В общем, мы переживаем сейчас чудесное, но больное время. Будем надеяться, что этот временный кошмар исчезнет.
А может быть, нужно было говорить всё – не так? ударить в набат: разваливают Армию до конца?!
Боялся дать знать немцам.
Боялся столкновения с Советом.
И подорвать министров…
59 (Петроградские улицы перед вечером 20 апреля)
* * *
Со средины дня по Петрограду потекли слухи, что восстали полки, заблокировали Мариинский дворец и арестовали Временное правительство.
– Да что ж мы бездействуем, господа? Надо – вызволять правительство?!
А – как?…
* * *
Стал оживляться Невский. Там и сям собирались возбужденные группы. Единомышленные, в них не спорят, а все возмущаются. Поднимаются и ораторы на случайных возвышениях:
– Да что ж это делается, господа? Да это же – не царское, это – наше революционное правительство!
Летучие митинги переливаются один в другой. Надо – идти?… А куда мы пойдём? И что из этого будет?
Идти? Тогда надо и – нести . А – что? Красные флаги, их ещё много везде осталось. И плакаты, их тоже осталось от 1 мая. Хоть они – не о том.
Всё же стали – идти… Сперва неуверенно.
Но к ним примыкают.
* * *
Но и так: идёт по Невскому беспорядочная толпа 16-17-летних и несут „Долой Милюкова”. Военный врач спрашивает одного:
– А как быть с Временным правительством?
– Пускай сидит.
* * *
Всё более заливается Невский манифестациями, сочувственными Милюкову и Временному правительству. Уже – многосотенные, жители центра. И идут – через Фонтанку, через Мойку – на Мариинскую. Вызволять!
Уличное движение замедлилось, но трамваи пролетают.
* * *
На углу Морской пересечение: с Мариинской площади уходил 180 полк, а от Мойки подошла манифестация штатских – котелки, студенческие фуражки, шляпки. Из солдатского строя закричали:
– Долой!
Но невские манифестанты не спустили плаката: „Да здравствует Временное правительство!” Тогда солдаты из строя кинулись на этих чистюль с кулаками, огрели кой-кого, а плакат изорвали штыками. Те и публика с тротуара кричали:
– Насилие! Произвол!
А солдаты:
– Долой провокацию!
Но – подхватились, и к своему строю, драка не развязалась. А публика – собралась гуще, негодовали. Высокий офицер выразил общее недоумение , что солдаты позволили себе такой поступок по отношению к гражданам, так же свободно, как они сами, выражающим своё мнение.
* * *
После конца заводской дневной смены стали появляться рабочие демонстрации и в центре города. Шли в рабочей одежде, несли редко красные флаги, да оставшиеся плакаты: „Стать под знамёна Циммервальда”, „Всеобщее страхование жизни за счёт государства”. Несколько сот с революционными песнями прошли до Знаменской площади, но там не задержались, ушли по Лиговке.
И ещё вослед – толпа работниц, четыреста-пятьсот, среди них и подростки, с „Долой Милюкова” и пением „Отречёмся от старого мира” быстро-быстро шли по Невскому к Знаменской, будто им надо только отбыть проходку.
226 
