150 
Евфросинья Максимовна имела время пояснить: вот капуста – покупная, а вот эта – со школьного огорода, великолепную вырастили классом, лазарет снабдили и по девочкам разделили, и квасили сами. А грибы – из Грачёвки уж не по нужде военного времени, а заведено у них каждогодне. – Грачёвки?… – Это в Усманском уезде, хутор покойного отца, достался Андрею Ивановичу как старшему из шести детей. Сад и огород управляемся обрабатывать своими руками, каждый год с весны до осени мы все там, кроме Андрея Иваныча. А уж землю, посевную и луговую, сами обработать не можем, а нанимать безнравственно, так отдаём соседям.
С пятью детьми забот – как с целой ротой, да.
И опять об этих пренепонятных твёрдых ценах. И Шингарёв оказался – уверенно за них. Не успевал Воротынцев связать, понять: если Шингарёв такой радетель деревни – а теперь, как ему толковали в вагоне, это – против деревни? Не успевал понять, но скользило без трения.
К чему-то скажи, не обдумав, такую фразу:
– Но твёрдые цены, вероятно, требуют и твёрдых рук?
Он даже ничего особенного в это не вложил, а так, по аналогии.
А ему сразу настороженно выдвинули:
– Но твёрдые руки не всегда бывают чисты!
– Но твёрдые руки обычно принадлежат твёрдым лбам!
Воротынцев не нашёлся и даже покраснел: не на него ли намёк?
Повторяя постоянную ошибку новичка в чужом окружении, он забывал, что наблюдён и виден больше, чем наблюдает и видит сам. О нём уж тут, конечно, предварительно передали, но скорей – как о бунтаре против Ставки, который пострадал за то, что…
Кому-то ответил:
– Нет, я в кадетском корпусе не учился, я реальное кончал.
Обрадовались:
– Реалист?… Так значит – не к военной карьере?… Колебались?…
Тут бы как раз ему и подладиться, в цвет им, но он по правде:
– Я – не колебался, я – с детских лет. Но мой отец надеялся, что я передумаю, и уговорил на отсрочку, в реальное.
А Шингарёв за твёрдыми ценами видел и мрачней. Прозревал и сам пугался:
– Если война затянется – поздно уже будет говорить о свободном почине, о частном обороте: не пришлось бы объявлять, кто сколько должен продать, пропорционально своим запасам.
Минервин под строгим пенсне поднял строгий палец, как на думской трибуне, и будто стряхивая с пальца слова:
– Ни-ко-гда! Такого нарушения свободы…!?
Шингарёв – уверенно вполне:
– Словом “свобода торговли” пользуется и Протопопов, будь осторожен. Теперь свободу торговли нам возвещает министр внутренних дел. Но это – свобода хищничества, а мы – да, за регламентацию, в интересах самого же населения. Таков парадокс. А что было бы с Россией, если, по принципу свободы, пустили бы частным оборотом, например, набор в войска? Так и с хлебом. Война требует жертв. Надо поглядывать, перенимать у врагов. Шутят немцы о нас: знаете ли вы страну, в которой всё есть – и ничего нет? У нас от неорганизованности обилие превратилось в недостаток. У них, от совершенства организации, при недостатке – и всем хватает. По всей Германии разъезжают кухни с дешёвыми обедами. Государство умеет всё взять, но умеет всё и дать. Отобрали наши в этом году свои Пинские болота – а они обстроены дорогами, как мы за сто лет не собрались.
Такой растопляющий человек, а вот голос раскатывается и повелительно. Не случайно он там, на верхах политики.
– …Хотим побеждать – не избежать нам создавать организацию принудительную, как уже во всех европейских странах. Вся война есть принуждение, и никуда мы не денемся, всё равно затянемся в тот “военный социализм”, который уже затопил Германию. И хлеб, и сахар, и чай, и керосин, – всё придётся централизовать, лишь бы вытянуть войну. У немцев – всеобщая трудовая повинность от 16 до 60 лет. И если мы хотим победы – не избежать и нам.
– Только у немцев, – решился вставить Воротынцев, – общество и правительство – союзники, а не враги, как у нас.
Но его возражения как не заметили: видимо, Шингарёва понесло на что-то своё, отклонённое от партийной линии. Не успевал приехать Павел Николаевич обломить эту ересь, но Милий Измайлович был достаточно тяжёлой артиллерией и сам:
– Позволь, Андрей Иваныч, ты что ж – становишься на сторону правительства?? – И даже ужас прошёл ветром по кадетскому застолью и заставил всех откинуться. – Это – правительство носится с проектом милитаризовать рабочих, чтобы, видите ли, избежать нежелательных им забастовок. Рабочих – к станкам, как в солдатский строй? – Минервин вскинул нервную выразительную руку и стряхивал, стряхивал с пальца выразительнейшие фразы: – Но наша партия не может принять такой цены – для победы установить диктатуру. Ещё одно крепостное право? Для победы отнять последнюю свободу у народа? Такой ценой не нужна России победа! Мы – все заедино горим желаньем победы, да! Но наша победа – в том, чтоб одновременно отвоевать народу гражданские права!!!
150 
