Особенно,... 
49 
А потом настает тот самый день! О, как я мчался к огромной парадной двери и усыпанной гравием подъездной аллее, прыгал в экипаж, не дожидаясь, пока тот остановится, и дверь распахивалась, отец втаскивал меня внутрь и сажал на колени, его щекотные усы пахли табаком и дальними странами, и тут, к моему наслаждению, смеющиеся глаза его озарялись изумлением, и он восклицал: «Что?.. Что я вижу! Кто вы, молодой человек? Тут оставался мой маленький сын… где он? Что вы сделали с Ральфом, негодяй?..»
«Это я, папа, это я!»
«Что? Ральф? Это в самом деле ты? А я-то принял тебя за крестьянина!»
«Это я, папа, это я!»
Понедельник, 16 октября 1922 года
Дневник: Почта. Обед в городе. Почта. Департамент древностей — не вынесено ли скоропостижное решение по моему заявлению? Почта. Посетил фотографа-портретиста, дабы отослать невесте сувенир на память. Вторая половина дня не потрачена впустую: на выбор есть дюжина красивых портретов.
Вечером возвратился в гостиницу, дабы продолжить сочинение обрамляющих мой труд прикладных текстов, в прозрачной, сообразной по форме упаковке коих будут предъявлены миру во всей своей ясности вызволенные из гробницы сокровища.
О бессмертии и Парадоксе Гробницы: Атум-хаду правил в
Вторник, 17 октября 1922 года
Дневник: Вчерашние труды окончились раньше срока — меня беспощадно атаковало исследовательское несварение, жестокий, едкий недуг, доставшийся мне в наследство от дизентерии. Пока лечился, отсыпался, изводил десятки игл на переносной модели патефона «Эйч-эм-ви», что установлена в ватерклозете именно для облегчения страданий, потерял полдня. До того как взяться за начатую вчера работу, я выйду в город — позавтракать, а также зайти в Департамент древностей и на почту.
22 сент.
Привет, дорогуша!
А ну-ка — кто тут твоя умница? Это я, мой принц. Я намерена писать тебе каждый день, пока ты работаешь «в пом», и свое торжественное обещание сдержу. Сегодня утром я послала тебе письмо, которое написала и запечатала ночью, хотя как я его писала — убей не помню, потому что Инге напичкала меня какими-то лекарствами, чтобы я спала, потому что, когда ты уехал, я была так расстроена, хотя я знала, ты скажешь, я вела себя просто абсурдно, но ты — мой самый-самый, мой Герой, а когда Герой покидает город, девочке все кругом обрыдло, правда же? Вот поэтому я и пишу тебе опять, утром мне стало нужно сказать тебе еще кое-что, но предыдущее письмо уже запечатано и готово к отправке, я только что отдала его Инге, пусть сбегает на Арлингтон-стрит, пока я пишу тебе новое, а когда она вернется, я отдам ей это письмо, и пусть быстро сбегает на Арлингтон-стрит обратно, она жирная, ей нужно больше гулять.
Ночью мне приснился очень-очень страшный сон. Понимаешь, Инге дала мне снотворное с болеутоляющим, а я позабыла ей сказать, что перед тем приняла стаканчик-другой. Дело в том, что прошлой ночью, понимаешь, я обдурила Инге, обвела ее вокруг пальца. Она уже столько дней все время за мной следит, из дома выйти невозможно, и мне стало ужасно скучно, хуже не бывает. Ну вот, и я тайком сбежала к Дж. П. О'Тулу. Когда я вернулась, она меня ждала, вся из себя злющая, она такая делается, когда я доказываю, что я ее по-любому умнее, потом были снотворное с болеутоляющим (после стаканчика-другого), а когда все это мешаешь, спишь как бревно. Вот мы с тобой останемся вместе, будем жить-поживать, добра наживать, и я буду так рада, когда Инге получит расчет. Ты представляешь, на днях у нее язык повернулся сказать, что ты меня полюбил за папины денежки. Я эту шведскую потаскуху чуть не стукнула, да только она куда сильнее меня.
Но даже когда я от нее отделаюсь, не удивляйся, если она останется «работать» у папочки. Я-то знаю, куда она шастает, когда я сплю. Я все-таки не полная дурочка. Ты же не хочешь жениться на полной дурочке, а, мой бриташечка?
Ты счастлив в экспедиции? Интересно, где ты сейчас? Наверное, в море, советуешься с капитаном корабля, показываешь ему свои карты и дурные стихи этого фараона. Тебя, наверное, окружают девушки, как в тот раз, когда я тебя встретила. Но ты же знаешь, Ральфи, они не для тебя. У тебя есть только Верная Царица Грядущего, а у нее есть только ты.
Папочка спросил меня, что мы с тобой думаем о том, где будем жить после экспедиции и после свадьбы, останемся мы в Бостоне или переедем в Трилипуш-холл. Он посмотрел на меня так нежно, как всегда смотрит, и сказал, что всегда хотел, чтоб я жила в большом английском поместье. Что ты про это думаешь? Хочешь вернуться в Англию? Или ты там весь измучаешься? Наберется ли денег, чтобы снова открыть Холл? Папочка часто идиот, но тут, я думаю, он прав: я думаю, я буду счастлива стать английской, леди.
49 
