126 
Едва опускались ранние зимние сумерки, в дом набивалось множество народу: старики, молодые мужчины, женщины. Дети и собаки возились под столами, чадили плошки с жиром, трещали смоляные факелы, гудело пламя в очагах. Становилось светло и жарко. Вечерние трапезы обычно бывали обильными – колбасы, копченое сало, мед в сотах, всевозможные лепешки, сыры, а также великое множество рыбы – свежей, вяленой, маринованной, копченой и соленой. Пили также немало. Женщины следили, чтобы на столах ни в чем не было недостатка; рабы, сытые и часто под хмельком, усердно помогали им. После еды и возлияний никто не стремился в постель, но обычно никто и не сидел без дела: занимались починкой сбруи, перчаток, чистили оружие. Женщины вязали, шили. Эмма и здесь привлекла к себе всеобщее внимание своим голосом, и ее нередко просили спеть. Бывало, мужчины обсуждали деяния Ролло и громко хвалили его, и тогда Эмма жадно вслушивалась в их речи.
Когда дом затихал, она уходила в свою горницу и долго лежала без сна. Стоило ей остаться наедине со своими мыслями, как ее охватывала печаль. Только себе самой она могла признаться, как тоскует без Ролло, как ждет его и как страшится его приезда.
– Думаю, он прибудет к Йолю, – сказал как-то Ботольф. – Сын Пешехода не упустит случая отведать праздничной свинины и осушить жбан браги со старым Ботольфом. Так что будь наготове, дитя.
Снег, выпавший в начале декабря, валил несколько дней подряд, но в большом доме было жарко, мужчины порой раздевались по пояс в дыму очагов. Случалось, здесь затевали борьбу или засиживались у огромной доски за игрой с резными фигурками, похожими на шахматные, но совсем с иными правилами.
Бьерн Серебряный Плащ был в городе всеобщим любимцем, и его часто приглашали в другие усадьбы, упрашивая рассказать или спеть что-либо. Глаза Бьерна загорались, и когда гул слушателей стихал, он вставал, опорожнял свой рог и заводил длиннейшие повествования о богах и героях, о старухе Вельве, поджидающей мертвых у входа в мрачное царство Хель, о пророчествах и гаданиях, о кознях Локи, о злом колдовстве. Эмма любила отправляться вместе с ним, заводить новые знакомства. Ее уже знали в Байе, а иной раз просили рассказать о Боге христиан. Особенно прислушивались к ее речам женщины, а также старики, которые считали, что совершили недостаточно подвигов, чтобы вознестись в чертоги Валгаллы. Мрачная перспектива угодить в царство Хель их вовсе не привлекала, а вот оказаться в раю, приняв новую веру, было заманчиво. Их привлекало также и то, что даже брат великого Ролло сделался христианином. Некоторые из них стали захаживать в церковь, прислушиваться к службам, и Эмма видела в этом свою заслугу, о чем, встретив сестру Марию, не преминула сообщить. Но на монахиню это не произвело никакого впечатления. Она твердила одно: Эмма должна стать причиной раздора между братьями, и тогда франкская земля напьется черной норманнской крови. Не было смысла доказывать ей, что нет такой силы, которая могла бы поколебать власть конунга в Нормандии, даже если Атли и отступился бы от него.
Ролло, однако, все еще не было, и даже Бьерн стал недоумевать, отчего конунг не поспешил на его зов, тревожась о брате.
Эмма порой вместе с Ботольфом покидала пределы города, посещая окрестные селения с усадьбами норманнов. Недалеко от Байе располагался заброшенный друидический менгир, откуда викинги также брали камень для постройки стен. Ботольф пригласил ее заглянуть и туда, но Эмма отказалась. Слишком свежи были воспоминания об опасности, которой она подверглась, выказав пренебрежение к чужой вере. Теперь она научилась уважать чужие обряды. По этой же причине она осталась ждать ярла, когда он отправился в священную рощу норманнов на холме, где находилось главное капище. Издали она видела развешанные на голых сучьях ясеня жертвоприношения богам – овец, свиней, коз. За капищем начинался глухой еловый лес, куда она порой ходила с женщинами за хворостом. У опушки леса бил незамерзающий источник с вкусной, чуть сладковатой водой. Источник был очень древний, и близ него высилось изваяние какого-то кельтского божка, но христиане в Байе поведали ей, что это надгробие на могиле епископа Сульписа, погибшего много лет назад от руки норманнов. Даже язычники считали воды источника целебными.
Сестра Мария часто поила Атли этой водой, и к середине декабря, когда установились трескучие морозы, ему стало заметно лучше, он начал даже вставать. Однажды Эмма увидела его сидящим, закутавшись в меха, на ступенях лестницы стабюра. Рядом с юношей жалась Виберга.
126 
