очень нудно 
67 
– Что случилось, Меченый? – вполголоса спросил Ги.
Он сделал им жест приблизиться. Глаза его возбужденно блестели.
– Там что-то происходит! Ни звука!
Они вмиг стали покорны. Его состояние подчинило юношу и девушку. За ним был опыт бойца, а значит, сейчас он стал главным.
Крадучись, Эврар бесшумно двинулся вперед, сделав спутникам знак оставаться на месте. Какое-то время они стояли в неподвижности, но потом Эмма, а за ней следом и Ги двинулись вперед.
Под обросшим большими бородами лишайника старым дубом лицом вниз лежал человек. На нем была темная сутана монаха-бенедиктинца. Шишковатая голова с неровно выбритой тонзурой была обнажена.
– Да это же блаженный Ремигий, – ахнула Эмма.
Эврар шикнул на нее, но девушка уже ринулась вперед и замерла над поверженным телом. Из спины слабоумного торчала тридцатидюймовая оперенная стрела.
– Боже всеблагой и правый!..
Эврар, оглядевшись, приблизился, присел у тела монаха и перевернул его. Тот глухо застонал. Алая пенистая кровь струилась у него из ноздрей, скапливаясь в морщинистых углах рта.
– Отец Ремигий, это я, Птичка! – ласково позвала девушка, погладив юродивого по щеке.
Лишенные ресниц веки медленно поднялись. Взгляд монаха был бессмыслен, потом в нем что-то мелькнуло, на щеке дрогнул мускул, искривив рот в подобии улыбки.
– …Птичка… Э… ма… ма…
– Кто же это тебя, бедняга?
По-детски обиженное выражение мелькнуло на лице брата Ремигия. Он попытался заговорить, но издал лишь слабый задыхающийся звук. Кровь вдруг потоком хлынула из ноздрей и рта, бледность залила лицо, и все с тем же обиженным выражением он испустил дух.
Эмма ощутила тошноту от запаха крови и, судорожно зажав рот, кинулась к кустам. Ги опустился на колени, медленно прочел заупокойную молитву и закрыл глаза покойного. Эврар пребывал в задумчивости, потом резким движением вырвал из обмякшего тела отца Ремигия стрелу. Взглянул на наконечник и нахмурился.
– Мы должны похоронить его по христианскому обряду, – проговорил, поднимаясь с колен, Ги.
Все еще тяжело дыша, к ним приблизилась девушка.
– Аминь, – сказала она тихо. Потом решительно сжала кулачки: – Кто мог это сделать? Кому помешал бродяга-блаженный?
Эврар, покусывая ус, смотрел на кровавый след, виляющий в траве.
– Видимо, его подстрелили в долине. Но он прошел или прополз довольно далеко. Ад и демоны! До чего же выносливы эти полоумные!
Эмма, прищурившись, взглянула на Ги.
– Если это сделали люди твоего отца…
– Нет! – прервал ее Эврар, трогая наконечник стрелы – плоский, с ложбинкой посередине. – Это норманнская стрела.
Он хищно усмехнулся.
– В Гиларии-в-лесу – норманны!
Девушка судорожно вздохнула, глаза ее расширились. Ги потемнел, лицо его мгновенно осунулось.
– Тогда… – сказал он, – тогда нам нельзя туда возвращаться… Видно, само провидение хранило нас, уводя прочь от Гилария, и мы не должны злоупотреблять милостью небес.
Эврар кивнул.
– На этот раз ты прав, мальчик. Нам следует уйти как можно дальше и схорониться в лесу.
Лицо Эммы залила восковая бледность.
– Матушка! – вдруг воскликнула она. – Там осталась матушка!
И прежде чем они успели опомниться, она стремглав бросилась сквозь кусты в сторону аббатства.
Эврар метнулся за ней, ломая сучья и круша подлесок. Девушка неслась, как лань, светлым пятном мелькая среди деревьев. Мелиту приходилось напрягать все силы, чтобы догнать ее. Деревья расступились, явственно донеслись какие-то крики, шум. Эврар на ходу подхватил сухую корявую ветвь и метнул ее в ноги Эммы, а когда она, споткнувшись, стала падать, с глухим рычанием прыгнул и навалился на нее всем телом, вдавливая лицом в мох и жухлую прошлогоднюю листву.
– Тихо, девочка, тихо, – все еще задыхаясь, бормотал он. – В одиночку на норманнов не ходят…
Он едва удерживал ее судорожно рвущееся тело, стараясь заглушить стоны ее протестов. Их догнал Ги и залег рядом в чаще, понимая, что мелит безусловно прав и вмешиваться нельзя. Наконец Эмма утихла. Лишь плечи ее вздрагивали.
– Ты не будешь больше шуметь, рыженькая?
Девушка замотала головой. Тогда он медленно разжал руки, и Эмма подняла мокрое от слез, перепачканное лицо.
Они лежали на самой кромке леса, в кустах колючего терновника. Два шага вперед – и они оказались бы на открытом пространстве. Сквозь прозрачную молодую листву они видели, как едкий черный дым пожарища плыл над долиной. Горели почти все постройки в селении. Огромным костром полыхала церковь. В дыму и копоти шевелились силуэты людей. Норманны! Эврар и Ги тотчас узнали их – рослые, в рогатых или совершенно гладких шлемах, облаченные в кольчуги или буйволовые куртки с нашитыми бляхами, ноги охватывают лохматые обмотки из овчины до колен. Некоторые из воинов обнажены до пояса и расхаживают с окровавленными секирами в руках. Все кончено, это ясно. Сопротивление аббатства сломлено, и норманны хозяйничают в Гиларии как у себя дома. Нападение произошло в предрассветный час, когда бдительность стражи ослабевает, а сон особенно крепок. Эврар опытным глазом определил это, оценив количество жертв и то, как много успели разрушить и сжечь викинги. Селение уничтожено, ворота аббатства выбиты, занялся местами частокол из бревен, и сами норманны тушат его. Разумеется, пожар в монастыре им ни к чему, они пришли грабить.
67 
