— Я не думаю, что вы странная, — сказал я. — Просто вы еще не приняли Главного Решения.
Она посмотрела на меня с изумлением.
— Но… откуда вы это знаете?
— Откуда? — переспросил я. — Да ниоткуда. Просто знаю, и все.
Она задумалась на несколько секунд.
— Расскажите о себе.
— Да что рассказывать? Ничего интересного, — ответил я.
Но она настаивала — мол, пускай, все равно интересно послушать. Тогда я рассказал ей чуть-чуть о себе. Тридцать четыре года, развелся, на жизнь зарабатываю тем, что пишу тексты — по заказам, от случая к случаю. Езжу на подержанной “субару”. Машина хоть и старенькая, но с магнитофоном. И кондиционер есть…
В общем, рассказал ей “несколько слов о себе”. Голые факты.
Она же, как ни странно, захотела узнать побольше о моей работе. Скрывать что-либо смысла не было, и я рассказал ей чуть больше. Про интервью с малолетней примадонной и про репортаж о деликатесах Хакодатэ.
— Вот, наверное, интересная у вас работа! — воскликнула она.
— За все эти годы не припомню ничего интересного. То есть, само это занятие — писать — мне не в тягость. И я не сказал бы, что писать не люблю. Когда пишу — успокаиваюсь. Но все-таки смысла в том, что я делаю, — ноль. Сплошная белиберда…
— Например?
— Ну, например, объезжаем по пятьдесят ресторанов в день и в каждом — только притрагиваемся к еде и оставляем все на тарелке. По-моему, здесь что-то в корне неверно.
— Ну, не есть же вам все подряд, в самом деле!
— Да уж… Начни мы есть все подряд — за три дня просто в ящик бы сыграли! А народ вокруг назвал бы нас идиотами. И даже над нашими трупами никто б не заплакал…
— Так значит, тут уже ничего не попишешь? — засмеялась она.
— Вот именно. Ничего не попишешь, — кивнул я. — Сам знаю. Все равно, что сугробы в метель разгребать. Ничего не попишешь — и оттого продолжаешь писать дальше. Не потому что хочется, а потому что ничего не попишешь.
— Сугробы разгребать? — повторила она задумчиво.
— Культурологические сугробы, — пояснил я.
Затем она спросила меня о разводе.
— Ну, развелся-то я не по своей воле. — ответил я. — Просто в один прекрасный день она взяла и ушла. С другим парнем.
— Больно было?
— А кому в такой ситуации не больно?
Положив локти на стол, она подперла лицо ладонями и посмотрела мне прямо в глаза.
— Простите… Я как-то неуклюже спросила. Просто мне трудно представить, что вы чувствуете, если вам делают больно. Что в душе происходит? Что вы делаете, как реагируете?
— Нацепляю значок с Китом Харингом, — ответил я.
Она рассмеялась.
— И все?
— Дело в том, — продолжал я, — что со временем такая боль становится хронической. Рассасывается внутри, становится частью твоей ежедневности — так, что самой боли как бы уже и не видно. Но она там, внутри. Просто различить ее, показать кому-то — вот она, моя боль, — уже невозможно. Показать, как правило, удается лишь какие-то мелкие болячки…
— Просто ужас, как я вас понимаю, — вдруг сказала она.
— В самом деле?
— Может, с виду по мне и не скажешь, но… Мне в жизни тоже выпало много боли. Самой разной. Мало не показалось… — проговорила она очень тихо. — Там, в Токио, произошло кое-что. В итоге я уволилась из того отеля. Очень больно было. Больно и трудно. Есть вещи, с которыми я не способна ужиться так же просто, как со всем остальным…
— Угу, — промычал я.
— И до сих пор еще больно. Как вспомню о том, что случилось — хочется умереть, чтобы не было ничего…
Она снова схватилась за кольцо на мизинце, сдвинула его, точно собираясь снять — и вернула на прежнее место. Затем отпила еще “Блади Мэри”. Поправила пальцем очки. И широко улыбнулась.
Нагрузились мы с ней довольно неплохо. Даже не помнили, сколько чего заказали. Как-то незаметно перевалило за одиннадцать. Наконец, скользнув глазами по часикам на руке, она заявила, что завтра рано вставать, и что ей, пожалуй, пора. Я предложил подбросить ее на такси. На машине до ее дома езды было минут десять. Я заплатил по счету, и мы вышли на улицу. Снегопад продолжался. Не очень сильный, но тротуары успели покрыться белой коркой и хрустели у нас под ногами. Взявшись за руки, мы побрели к остановке такси. Она была подшофе и ступала не очень уверенно.
— Слушай… А тот журнал — ну, который про скандал с недвижимостью написал… Как он назывался? И когда статья вышла, хотя бы примерно?