171 
Но все эти разрывающие обязанности не только не смущали Александра Фёдоровича – а воспламеняли его к ещё более круговертной деятельности. Он чувствовал себя – в своей стихии, он чувствовал себя гением революционного действия!
Более того: он чувствовал себя – карающей дланью революции, калиткою Немезиды. Грозно-траурным маршем прошагивала Она через грудь Александра Фёдоровича – и в Россию.
Вот – уже отменил он прежнее правило, что судебные приговоры относительно лиц высокопоставленных и с высокими орденами должны утверждаться верховною властью. Вот, наконец, хлопотами целой недели, он собрал Чрезвычайную Следственную Комиссию по делам высокопоставленных лиц, и отвёл ей 5 комнат в Сенате, и в члены ввёл своего Зензинова и добровольца прапорщика Знаменского, – а во главе, для леденения крови подследственных, так и возвысил присяжного поверенного Муравьёва. За собой же Керенский оставил следить за следственными шагами и доносить правительству о добытых результатах. Он ждал их вскоре. Сегодня, 11 марта, Комиссия уже начинала допрашивать (окружение Протопопова), – и скоро отчётливый ход Немезиды услышит вся Россия и омертвеют виновные вельможи. (А дальше развернутся – и злодеяния самого царя. И – нельзя ему уезжать в Англию, нет.)
Распахнуть через себя путь желанной Справедливости в Россию, полную несправедливостей, – как от этого не задрожит грудная клетка?
Недавно у Таврического дворца произошла демонстрация с лозунгом: «Смерть арестованным!». Кипливый к благородству Керенский отзывчиво (через бюро печати) довёл до сведения всех граждан, что ни одна из революционных социалистических партий не призывает к насилиям и бессудным расправам, и есть основания утверждать, что подобные призывы есть деятельность бывших охранных и провокаторских организаций. Министр юстиции убеждён, что граждане Свободной России не омрачат насилием светлое торжество великого народа.
Да уже напечатали все газеты, что по распоряжению министра юстиции разрабатывается проект отмены смертной казни – навсегда. И каждый следующий день, разворачивая газеты, читатели ждали этого исторического закона.
Не так долго было и разработать его, там всего несколько пунктов. Но…
Одна-две смертных казни ещё очень могли бы понадобиться, чтобы грандиозно довершить картину российской революции.
Александр Фёдорович искренно ненавидел пролитие крови. Но – для того, чтоб она никогда больше не проливалась в России…?
Совсем не по кровожадности, не по мести грезил Керенский о такой казни – но из эстетико-революционного ощущения совершенства всей картины! Чтобы не отстать от Великой Французской.
И он – медлил с опубликованием декрета.
552
Мучительные колебания Государственной Думы, а тем более её Председателя, – разъезжаться ли всем по местам своего избрания для деятельной работы или, напротив, удерживаться в Петрограде и заседать, – как бы толчком решились от случая с депутатом крестьянином Саратовской губернии. В революционные дни он улизнул, не сказавшись и Председателю, и поехал в свою Саратовскую. Но в своей же родной деревне на сходе получил от стариков выговор: как же он мог в такое время оставить Государственную Думу? И вот – воротился.
Урок! Урок народной мудрости, к которой Родзянко всегда бывал прислушлив. И урок, вдохновляющий к новой деятельности! Ну конечно же, ну в самом деле! – разве это нормально для парламента: разъезжаться, когда драгоценные силы каждого из них нужны именно в соединении?
И сегодня в библиотеке Таврического Родзянко снова собрал частное совещание членов Государственной Думы, чтобы обсудить этот эпизод и сплотиться.
Уже и библиотека становилась слишком просторна для собравшихся, уже и тут сидели они редковато. Сердце Михаила Владимировича сжималось – но он крупнодушно расширял его и тем заполнял пустоту мест.
Итак, он обсудил поучительный случай с саратовским депутатом и очень просил более не разъезжаться и передавать другим депутатам, чтобы собирались.
Далее он обрадовал их сообщением, что с фронта получаются самые успокоительные известия, порядок в Действующей армии не нарушается.
Тут очень кстати выступил возвратившийся с Северного фронта депутат Дзюбинский. Этот народоволец, в юности сосланный в Сибирь, а оттуда потом делегированный в Думу, известный острый и беспощадный критик всего правительственного, от кого привыкли слушать только недовольство, теперь поднялся со своей уверенной широкой головой, столпообразно продолженной в шею, и тоже радостно стал рассказывать депутатам, как прекрасно настроены войска и как они рады переменам: теперь они знают, за что будут сражаться и жертвовать жизнью. Также нашёл Дзюбинский, что и генерал Рузский во всём хорошо разбирается, прекрасно осведомлён и смотрит на будущее с верою.
171 
