Последние отзывы

  17  

— Канада, говорите? Ваши мама и папа, конечно, из Венгрии.

— Вообще-то нет. Из Ирландии. И из Англии. Французы, немцы. Чероки, как утверждает одна из бабушек. Я беспородный.

— Но как вы так хорошо говорите по-венгерски? У вас есть, наверное, венгерская девушка.

— Вообще-то, э, нет. Я приехал только месяц назад.

— Много времени.

— Да, но вообще-то нет.

— Хотя вы считаете их симпатичными, да? Наших венгерских девушек? Самыми симпатичными во всех странах? Как француженки?

— Да, конечно. Очень симпатичные.

— Ну, вы знаете, это правда. Лучшее место для изучения языка — это постель.

— Да, я это уже где-то слышал.

Антиквар опустил глаза в какие-то бумаги на конторке, и Марк огляделся, готовый к неизбежным чашкам для бритья, разрозненным серебряным сервизам, хламу с каминных полок мертвых людей.

Вместо этого взгляд Марка зацепился за фотографию на конторке, небольшой снимок в рамке, группа солдат, классическая Вторая мировая. Их форму Пейтон не угадывает, но почти сразу опознает бледного солдата, второго справа в первом ряду, на корточках, с сонными глазами и вислыми черными усами.

— Вы были солдатом?

Едва сказав это, Марк понимает, что сморозил глупость; этот человек тогда мог быть только ребенком.

— Да, а как вы это знаете про меня? А, понимаю. Нет, это мой отец. Многие говорят, что у нас одинаковая внешность. Это вот с друзьями, они собрались вместе, эта фотография. Когда они только начали. Ему пришлось сбрить усы скоро после этого. Это была фотография прощания с усами.

Марк берет карточку и смотрит на совершенного двойника антиквара (только в солдатской робе); солдат откинул голову назад и потому глядит сверху вниз с иронической воинственностью.

— Идите посмотрите сюда. — Венгр ведет Пейтона в угол магазина, где живописные холсты в золотых рамах висят по стенам и стоят на полу, прислонясь один к другому. — Мой дед.

Высоко на желтой стене опять висит лицо того же человека. Здесь у него усы чуть подлиннее, а волосы зачесаны назад. На нем синяя кавалерийская форма с золотыми косицами на плечах; повернувшись в три четверти, он смотрит из темного фона. Надменный офицер, слегка откинув голову назад, с воинственной прямотой наблюдает за ученым, который бродит туда-сюда у портрета.

— На нем надета форма императорской гвардии. Она и сейчас у нас, там. — Антиквар машет в другой угол магазина на безголовый портновский манекен в синем мундире с галуном, таких же форменных брюках в обтяжку и черных кожаных сапогах со шпорами. — Ее я, конечно, не продаю. Пока.

Антиквар возвращается к себе и перебирает другие картины, приставленные к стене за конторкой.

— Вот, мы нашли ее, — восклицает он и поворачивается к Марку с золотой рамкой в руках, поменьше.

Две выжлы, венгерские охотничьи собаки, лежат, подобравшись, на полу из шахматной черной и белой плитки. Подле собак, положив ладони им на головы, опустился на одно колено мальчик. На нем короткие панталоны, бархатная курточка и кружевной воротник. Вот женщина, очевидно, мать мальчика, распущенные темные волосы текут по плечам и кроваво-красному платью. Она вяло улыбается из объятий широкого резного кресла. Держит младенца в струящейся крестильной рубашке. Рядом с женщиной, положив ладонь ей на плечо, стоит на фоне приоткрытых застекленных дверей, за которыми зеленеет парк, опять — к Маркову удовольствию — человек с лицом антиквара. Теперь на этом лице спокойная отеческая гордость, голова человека опять слегка откинута назад. Он в военной форме: длинные полы поверх обтягивающих белых штанов. Бровь чуть вздернута. Он не носит усов, и длинные черные волосы собраны в короткий хвост, но в остальном сходство полное.

— А это, — сказал антиквар, водя пальцем около младенца в крестильной рубашке, — мой прадед, отец его.

Он тычет в сторону безголового манекена.

— А мальчик скоро после этого, — антиквар показывает на старшего ребенка, с собаками, — умер. Это удачно, я думаю. Для моей ветви. Картина написана в восемьсот двадцать втором. Мальчику с собаками, который умер, здесь пять лет. Его отец, мой прапра-, я думаю, родился в семьсот девяносто четвертом. Он был дворянин, видите.

— В вашей семье все мужчины служили в армии?

Антиквар щелкнул каблуками кожаных мокасин с кисточками, и Марк спрашивает, нет ли фотографии самого хозяина в военной форме.

  17