85 
Эйприл зашла в коттедж, поставила на стол сумку и несколько секунд не шевелилась, закрыв глаза, прислушиваясь, стараясь сдержаться. Не броситься навстречу мелодии.
Но потом поступила, как всегда, и последовала за музыкой.
Он сидел на берегу пруда. Вместо садового стула с металлическими подлокотниками он притащил сюда кухонный стул с прямой спинкой. В траве стояло блюдце с прилепленной к нему свечой. Рядом лежал блокнот, в котором Джек записывал стихи.
Беби, знай ты,
Какую боль мне причинила,
Лила бы слезы,
Как я – сейчас...
Прошедшие годы куда-то подевались. Он склонился над гитарой... совсем как тогда, проводя по струнам, убеждая, воспламеняя. Огонек свечи отражался в очках, лежавших поверх блокнота. Длинноволосый дикарь, бунтарь-рокер превратился в пожилого государственного мужа. Ей нужно бы... следовало вернуться в коттедж, но музыка неудержимо манила.
Призывала ли ты дождь,
Чтобы больше не знать одиночества?
Прогоняла ли солнце...
Джек увидел ее, но не остановился и продолжал играть для нее, как когда-то. Музыка умащивала ее кожу теплым, исцеляющим благовонным маслом. И когда в темноту поплыл последний аккорд, рука Джека упала на колено.
– Ну как?
Та буйная девчонка, какой она была когда-то, свернулась бы клубочком у его ног и приказала сыграть мелодию еще раз, посоветовала бы отказаться от смены аккорда в конце первого куплета, заметила бы, что в аккомпанементе слышатся отголоски «Хэм-монда БЗ»[28].
Взрослая женщина небрежно пожала плечами:
– Винтажный Пэтриот.
Более жестокой характеристики она не могла дать. Граничившая с одержимостью страсть Джека искать новые пути в музыке была так же легендарна, как презрение к ленивым рок-идолам, упорно повторявшим старые находки.
– Ты так считаешь?
– Хорошая песня, Джек, и ты это знаешь.
Он наклонился и положил гитару в футляр. Желтоватый отблеск пламени упал на орлиный нос с горбинкой.
– Помнишь, как было раньше? Стоило тебе однажды услышать песню, и ты сразу понимала, хороша она или плоха. Ты разбиралась в моей музыке лучше меня самого.
Эйприл зябко обхватила себя за плечи и уставилась на поверхность пруда.
– Я больше не могу слушать эти песни, они напоминают мне о том, чего давно не существует.
Его голос донесся сквозь тьму, как сигаретный дымок:
– Неужели вся необузданность осталась в прошлом?
– До последней капли. Теперь я скучная лос-анджелесская бизнесвумен.
– Ты не можешь быть скучной, даже если очень постараешься.
Глубочайшая усталость одолела ее.
– Почему ты не в доме?
– Люблю сочинять у воды.
– Это мало похоже на Лазурный Берег. Я слышала, у тебя там дом.
– Помимо всех прочих.
Нет, она больше не выдержит.
Эйприл разжала руки.
– Уходи. Джек. Я не хочу тебя здесь видеть. И не желаю находиться в твоем обществе.
– Подобную отповедь следовало бы адресовать тебе.
– Ты сам о себе позаботишься. – Застарелая обида наконец-то выплыла на поверхность. – Господи, какая злая ирония! Я столько раз пыталась поговорить с тобой, но ты не брал трубку. Теперь же, когда ты стал последним в мире человеком, который...
– Я не мог, Эйприл. Не мог набраться храбрости поговорить с тобой. Ты отравляла всю мою жизнь.
– Отравляла настолько, что твоя лучшая музыка написана, когда мы были вместе?
– И худшая тоже. – Джек встал. – Помнишь те дни? Я запивал таблетки водкой.
– Ты сидел на «колесах» и до встречи со мной.
– Я тебя не виню. Просто объясняю, что жизнь в аду ревности только усугубляла страсть к саморазрушению. Не важно, с кем бы я ни был, даже с собственными оркестрантами, я продолжал гадать, успела ли ты уже добраться и до них.
Эйприл судорожно сжала кулаки.
– Я любила тебя!
– И еще кучу мужиков. При условии, что они играли рок.
Неправда! Она любила только его... но сейчас не позволит втягивать себя в бессмысленный спор и не станет защищать давно забытые, неуместные сейчас чувства. Кроме того, она не позволитпозорить себя. Счет его побед на сексуальном фронте был так же велик, как ее собственный.
– Я сражаюсь со своими демонами, – признался он, – а на твоих меня не хватит. Помнишь те отвратительные драки? И не только наши. Я избивал фанатов. Фотографов. Сжигал себя заживо.
И утаскивал ее с собой.
Он прошел к краю воды. Только он двигался с такой же гибкой хищной грацией, как его сын. Стоит увидеть их вместе, и сразу станет понятно, что они родственники. Правда, они не похожи. Дин пошел в ее белокурых нордических предков. Джек был сама ночь, темная, как грех.
85 
