Последние отзывы

  134  

— Ты заставила меня по-новому увидеть мир. Ты первая, о ком я вспоминаю, просыпаясь, и последняя, кого я благословляю, засыпая. — Он отпустил ее ступни и осторожно сжал руки. — Иногда я грежу об этом. Просто сидеть и держать твою руку. И все. Только держать. Тогда я представляю, как мы вместе идем по жизни. Рука об руку. Пусть даже иногда скандалим и ругаемся. Или как сидим на диване вместе. Или… — Он слегка повысил голос, словно убеждая себя, что это непременно сбудется. — Знаю, это банально, но мне плевать… все эти кресла-качалки, о которых всегда упоминают, стоит лишь зайти разговору о счастливой старости.

Он чуть усмехнулся, желая показать, что не совсем уж сентиментальный слюнтяй.

— Понимаешь, я это вижу. Широкое крыльцо, две качалки рядом, и мы, старые и морщинистые, сидим на солнышке. — Его голос вновь смягчился. — Дети выросли, вылетели из гнезда, мы остались вдвоем, и я хочу расцеловать каждую твою морщинку и просто сидеть и качаться вместе с тобой.

В душе Нили что-то оттаяло. Захотелось петь и смеяться.

Большим пальцем Мэтт рассеянно чертил круги на ее ладони.

— Я и упоминать не стану, как это прекрасно — ложиться с тобой в постель. Знаешь, когда мы занимаемся любовью, ты издаешь совершенно поразительные звуки! И держишься за меня так, словно у тебя больше ничего не осталось, и я сразу чувствую себя неким божеством.

Нили вздрогнула.

— А когда потом мы лежим обнявшись, я с ума схожу, воображая тот день, когда смогу оставить в тебе частицу себя. Когда украду мыло и перекрою воду, чтобы остаться там… в тебе… стать тобой…

Кожа Нили горела, как обожженная. Он осторожно погладил ее нижнюю губу. Голос приобрел хрипловатые, зазывно-манящие нотки:

— Я представляю, как ты выезжаешь из дома, разговариваешь с посторонними, занимаешься делами, но только мы с тобой знаем, что я там, в тебе.

Перед глазами Нили рассыпался сноп разноцветных искр.

— И я наконец понял непередаваемую красоту слияния двух человеческих существ, потому что отныне только этого и хочу. Чтобы мы стали единым целым.

Глаза его влажно блестели. Из-под сомкнутых век Нили выкатились слезы и заскользили по щекам.

— Ты никогда не встретишь мужчину, который любил бы тебя больше, чем я! — свирепо выпалил он. — Который защищал бы тебя лучше, чем любая охрана, любая Секретная служба. Который всегда будет рядом. Что бы ни случилось. Потому что ты сделала меня другим человеком. Чище. Достойнее. И сама станешь другой. Во имя нашей любви.

Нили жалобно всхлипнула.

— И мне наплевать, что отныне придется жить со всем этим красно-сине-белым-звездно-полосатым официозом, который навеки прилип к тебе. Я даже постараюсь полюбить и его, потому что именно он создал самую лучшую на свете женщину, единственную, которую я смог полюбить.

Он замолчал и долго смотрел на нее, словно вся его энергия вдруг иссякла, оставив одни эмоции, не требующие слов.

Нили коснулась его лица, провела по влажным дорожкам на загорелых щеках, всем сердцем впитывая в себя слова Мэтта. Да. Именно об этом она мечтала, но не верила, что когда-нибудь получит.

И когда наконец обрела дар речи, смогла выговорить только:

— Не мог бы ты повторить все с самого начала? Пожалуйста!

Мэтт счастливо рассмеялся, притянул ее к себе и стал осыпать бурными ласками.

Все было так, как она воображала.

Эпилог

По мнению Мэтта, Нили никогда еще не выглядела такой красивой, как в тот январский день, когда стояла перед Капитолием, а неяркое зимнее солнце играло на ее волосах. Ветерок вздымал концы красно-бело-синего шарфа, повязанного у ворота ее шерстяного пальто, позволяя фотографам делать наиболее эффектные снимки.

Сегодня на торжество собралась вся семья. Баттон держала за руки маленьких сестричек. В свои девять она была такой же своевольной и решительной, как в детстве, и позволяла родным называть себя Баттон исключительно в узком семейном кругу. Для всего остального мира она была Трейси — таким оказался ее собственный вариант имени Беатрис.

То и дело откидывая с глаз непослушные белые пряди, она тем не менее зорко следила за Холли, четырехлетним сорванцом, особой совершенно непредсказуемой, особенно в общественных местах. С другого бока смирно стояла шестилетняя Шарлотта, воплощенное достоинство и смирение, хотя Мэтт знал: долго это не продлится. Обе девочки унаследовали его темные волосы и синие глаза матери.

  134