96 
— Надеюсь, ты останешься у меня на какое-то время. Я думаю, для тебя это будет лучший вариант.
— Да, пока не приду в себя. Если, конечно, ты не против.
— Для меня это удовольствие, дорогая. Я ждал этого дольше, чем ты можешь себе представить. — Алексей поднялся. — Прежде чем мы займемся твоими волосами, я хотел бы кое-что тебе показать. Сейчас я чувствую себя ребенком, дождавшимся Рождества.
Флер пошла за ним через заднюю часть дома, через сад, к музею. Он вставил ключ в замок и повернул.
— Закрой глаза.
Она закрыла. Алексей ввел ее в холодный интерьер своего святилища. Флер вспомнила день, когда встретилась здесь со своим братом. Ей следовало бы спросить Алексея о Мишеле. Нашел ли он мальчика? Но она не стала. Она не будет говорить с ним о Мишеле.
— Одна моя мечта исполнилась, — сказал Алексей. Флер услышала щелчок выключателя. — Можешь открыть глаза.
В комнате горело несколько лампочек. Их свет падал вниз на платформу, пустовавшую в прошлый раз. Сейчас на ней стоял большой прекрасный автомобиль, самый замечательный из всех, какие ей доводилось видеть. Черный, сверкающий, с бесконечно длинным капотом, немного напоминавший шаржированные автомобили миллионеров. Несмотря на капот, автомобиль был невероятно пропорциональный. Если бы он не стоял в центре, Флер все равно бы узнала его. Она тихо вскрикнула и побежала к нему.
— Это тот самый, да? Алексей, ты нашел свой «роял»? О, какой красивый!
— Я не видел его с 1940 года. — Алексей подошел к ней сзади и в сотый раз рассказал историю машины. — Нас было трое, дорогая. Мы отвезли его подальше от Парижа и завернули в брезент и солому. Всю войну я не подходил к нему, боясь, что меня выследят, но когда вернулся после освобождения, машина исчезла.
Те двое были убиты в Северной Африке, и я думал, что его нашли немцы. Но тогда я не был уверен. На поиски у меня ушло больше тридцати лет.
— Но как ты нашел его?
— Это не важно. Десятилетия расспросов, деньги нужным и ненужным людям. — Он вынул из нагрудного кармана платок и стер невидимую пылинку с крыла машины. — Теперь важно только одно: я владелец самой замечательной коллекции чистокровных «бугатти», а «роял» — ее главная жемчужина.
Полюбовавшись машиной и позволив Алексею снова рассказать о коллекции. Флер пошла к себе, где ее ждал парикмахер. Ему явно хорошо заплатили за молчание, потому что он ни о чем не спрашивал. Он просто покороче подрезал волосы Флер и сказал, что не может сделать ничего лучшего, пока они не подрастут. Он ушел, а Флер принялась изучать себя в зеркале.
Выглядела она ужасно. Темные круги под глазами, прическа не лучше, чем до визита парикмахера. Она походила на жертву концентрационного лагеря. Большие глаза, крупная безволосая голова, Но тем не менее Флер испытала удовольствие, рассмотрев себя.
Внешность точно соответствовала ее внутреннему состоянию.
Увидев ее, Алексей нахмурился и позвал обратно в комнату, чтобы она подкрасилась. Но это не слишком помогло. Они гуляли по рю де ля Бьенфезанс, говорили, что станут делать, когда Флер немного придет в себя от потрясений. Днем она поспала, потом они поели телячьей грудинки, послушали музыку Сибелиуса у Алексея в кабинете. Он держал Флер за руку, и внутренняя боль немного отпускала. Какая она была глупая, столько лет подряд разрешая Белинде держать ее вдали от отца! Она позволяла матери полностью управлять ее жизнью, боялась восстать даже в мелочах, опасаясь лишиться любви Белинды.
Флер положила голову на плечо Алексею и закрыла глаза.
Может, Бог наказывает ее за то, что она перестала ходить на мессу? Глупая детская мысль, но она изводила Флер. Совесть католички, усмехнулся Алексей, когда она рассказала ему о своих опасениях.
Черт побери, если ему не нравится ее совесть католички, почему он запер ее с монашенками на целых шестнадцать лет? Но Флер уже не могла по-настоящему злиться на него, она готова была наконец простить отца. Он единственный человек, который ничего не выигрывает от любви к ней.
В тот вечер она никак не могла заснуть. Флер включила в ванной свет, нашла в аптечке Белинды таблетки снотворного. Проглотила две капсулы и ссутулившись уселась на крышку унитаза.
Хуже всего было то, что она утратила самоуважение. Она позволила обвести себя вокруг пальца, как бестолкового, доверчивого щенка, подчиняясь малейшему желанию матери. Люби меня, мамочка, не покидай меня, мамочка. Ей стало нехорошо от этой мысли. А потом появился Джейк. Она пожирала его глазами, мечтала о нем, любила так сильно, что позволила себе поверить, будто и он пылает к ней такой же любовью. Сосредоточившись на своей боли, она бередила ее, как подсыхающую рану.
96 
