Особенно,... 
119 
— Внизу ваш отец.
— Я слышала.
Джорджи хотела закончить монтаж, а не вступать в очередной поединок, поэтому встала и подошла к Чаз.
— Послушай, если хоть какая-то крохотная частичка твоей души ненавидит меня чуть меньше, ты займешь моего отца на весь следующий час. Пожалуйста.
Чаз не торопилась с ответом.
— Ладно, — хмыкнула она наконец. — Но только если вы сначала что-нибудь съедите.
— Не приставай.
Чаз ответила злорадной усмешкой.
Благодаря стряпне Чаз Джорджи набрала потерянный вес, однако этот факт не уменьшил ее раздражения.
— Ладно. Но час начнется с того момента, как я поем.
— Вернусь через десять минут.
И она вернулась с двумя тарелками. На одной был салат с лососем и овощами, на другой — гигантский сандвич с тремя сортами мяса, сыром и гуакамоле[22]. Джорджи и Эрон обменялись обреченными взглядами, когда Чаз поставила перед ним салат, а перед Джорджи — сандвич.
— Вам нужны калории, — упорствовала она, когда Джорджи попросила поменять тарелки. — А Эрону необходимо похудеть.
Джорджи схватила сандвич.
— Подумаешь, тоже мне эксперт-диетолог!
— Чаз — эксперт во всем, — вмешался Эрон. — Только спросите.
Чаз с самодовольным видом сложила руки на груди:
— Я, например, знаю, что Бекки наконец вчера заговорила с тобой.
— Она хотела, чтобы я посмотрел ее компьютер, вот и все, — отмахнулся Эрон.
— Ты такой болван! Не знаю, почему трачу на тебя время!
Джорджи знала, но была не настолько глупа, чтобы разъяснить обоим, что Чаз была прирожденным воспитателем и нянькой.
Когда с сандвичем было почти покончено, Джорджи заставила Чаз спуститься вниз и посмотреть, чем занят отец. Эрон решил сменить масло в машине, а Джорджи вернулась к своему занятию. Прошел час.
— Можно войти?
Джорджи растерянно обернулась. В дверях стоял отец — в серых шортах и светло-голубой тенниске. Она машинально отметила, что ему нужно подстричься.
Он кивком показал на компьютер:
— Что ты делаешь?
Сейчас он наверняка скажет какую-нибудь гадость… но она все равно призналась:
— Новое хобби. Я снимаю фильм.
Молчание отца лишало ее равновесия. Джорджи растерянно подвигала компьютерной мышкой.
— Хобби может иметь каждый, — бросила она, вскинув подбородок. — Я купила монтажное оборудование. Просто так, для забавы.
Отец рассеянно пригладил волосы.
— Понятно.
— Я что-то не так сделала?
— Нет. Просто я удивлен.
Он удивлялся, что идея не исходила от него? И снова комнату наполнила напряженная тишина. Джорджи заставила себя сесть прямее.
— Пап, я знаю, ты не одобряешь моих методов, ни я не собираюсь больше обсуждать их с тобой.
Отец переступил с ноги на ногу и кивнул.
— Я… просто хотел спросить: не знаешь, где в гостевом домике находится распределительный щит? Случилось короткое замыкание. И я не хочу без спроса шарить в доме.
— Распределительный щит?
— Не важно. Узнаю у Чаз.
Шаги отца замерли в коридоре.
Джорджи уставилась на дверной проем. Он так странно вел себя с того дня, как обрызгал ее в бассейне. Нужно поговорить с ним по душам. Но разве она не пыталась это сделать? Пыталась. Год за годом. И терпела поражение.
Она повернулась к монитору. У отца верный глаз. Жаль, что она не показала ему отснятый материал. Только ей нужна поддержка, а не критика. Если бы только они могли… немного расслабиться и вести себя как отец и дочь.
И снова легким облачком промелькнули воспоминания.
Маленькая убогая комнатенка… уродливый золотистый ковер… разбросанные повсюду книги… Родители танцуют какой-то быстрый танец… и вдруг начинают щекотать друг друга. Гоняются друг за другом по комнате. Отец прыгает через стул. Мать хватает Джорджи в объятия.
«И что теперь будешь делать, громила? Малышка у меня!»
Все трое с хохотом валятся на пол.
Отец не ужинал дома, и Джорджи не могла спросить его, была ли в действительности та сцена или она все придумала. Хотя, возможно, это ни к чему бы не привело, поскольку отец, как правило, старался не отвечать на вопросы о прошлом. Нужно отдать ему должное: он никогда дурного слова не сказал о жене, хотя становилось все более очевидным, что их брак был ошибкой.
Наутро она проснулась от страха. Нервы были натянуты до предела. До вечеринки осталась неделя. Отец переехал к ним. Впереди были пробы на самую важную роль в ее карьере — роль, которую, по общему мнению, ей ни за что не сыграть. А теперь, заключив договор на постановку, фиктивный муж вполне мог решить, что не нуждается в ее пятидесяти тысячах в месяц, и потребует развода. Прыщ, вскочивший на лбу, был почти облегчением — небольшая проблема, которая вскоре разрешится.
119 
