Лёгкий, ненавязчивый романчик 
264 
Передние ноги коней российской колесницы уже плавали над пропастью – и не много было минут размышлять: хватать ли за узды разнесшихся коней? принимать ли непосильную власть в непосильный момент?
А ещё и в эти самые дни петергофских консультаций братишки-террористы успели убить одного генерала в самом же Петергофе (спутали по мундиру, приняли Козлова за Дмитрия Трепова), одного адмирала в Севастополе.
И лёг под высочайшую подпись первый указ, ведомый мыслью и пером Столыпина:
Выборные от населения вместо работы строительства законодательного уклонились в непринадлежащую им область, к действиям явно незаконным, как обращение от лица Думы к населению.
Роспуск Думы вполне мог показаться – и казался! – не последневременным хватаньем под узды, а ещё одним отчаянным толчком – туда! в ту пропасть! (Государево окружение и Трепов страшились этого шага).
Но то был риск хладнокровной руки, знающей, что: уже взяла – и держит!
Да восстановится же спокойствие в земле русской и да поможет нам Всевышний осуществить главнейший
выделял Столыпин
из царственных трудов Наших – поднятие благосостояния крестьянства. Воля Наша к сему непреклонна,
направлял Столыпин царскую волю,
и пахарь русский, без ущерба чужому владению, получит там, где существует теснота земельная, законный и честный способ расширить своё землевладение.
Верим, что появятся богатыри мысли и дела и что самоотверженным трудом их…
Тут и была вся программа начатого боя: обе стороны хотели поднять крестьянство: радикальные интеллигенты – поднять на поджоги и погромы, чтобы развалить и перепрокинуть русскую жизнь, консервативно-либеральный правитель – поднять крестьян в благосостоянии, чтобы русскую жизнь укрепить.
А ожидая удара революции, в тот же день Столыпин ввёл по Петербургской губернии – положение чрезвычайной охраны.
Так уверенно рвалась Дума к горлу власти, казалась – неудержимой, предвидела победу и никак не ждала встречного удара! И – что же теперь? Удар был нанесен, наступил момент испустить клич революции! Но – клич неожиданно не испустился. Испустился как бы воздух из проколотого шара – сперва громче, но сразу и тише – Выборгское воззвание.
Однако кроме оробевших кадетов в разогнанной Думе были и боевые эсеры (переназванные для легальности в “трудовиков”) и захлёбчивые социал-демократы. Эти – опубликовали в Петербурге 12 июля
МАНИФЕСТ К АРМИИ И ФЛОТУ
…Солдаты и матросы! Мы были избраны заявить царю про народные обиды и добиться земли и воли. Но царь послушал богатейших помещиков, которые не желают выпустить из рук именья… манчжурских генералов, которые убегали от японцев и расстреливали Москву… Зачем вы будете защищать правительство? Разве вам хорошо живётся? Вас отдают в рабскую службу денщиками… Мы хотели издать законы о денежном жалованьи солдатам, о запрещении всяких оскорблений.
Мы, законно избранные представители от крестьянства и рабочих, объявляем вам: без Государственной Думы правительство незаконно! Вы присягали защищать отечество. Ваше отечество – это русские города и сёла. Всякий, кто будет стрелять в народ, есть преступник, изменник и враг, им не будет возврата в родные селения. Правительство вступило в переговоры с австрийским и германским императорами, чтобы немецкие войска вторглись в нашу страну. За такие переговоры мы обвиняем правительство в государственной измене! вне закона! Солдаты и матросы! Ваша священная обязанность – освободить народ от изменнического правительства! В бой за землю и волю!
Как всякая революционная прокламация, терпела и эта без проверки любую дичь, хоть и переговоры с Германией. Но здесь не только взрывались слова: уже мотались революционные гонцы между Севастополем, Кронштадтом и Свеаборгом – поднять восстание в единый срок! (Даже не скрывали план: после уборки хлебов зажечь восстания сельские, войска кинутся туда, – а передовые крепости тут и восстанут). Вновь раздуть восхитительный багряный воздух революции!
Тут не случайно замелькала Финляндия – и Выборг, где можно было воззвание оглашать, и Свеаборг – главная морская крепость на островах у самого Гельсингфорса. Уж когда по всей России ослабли законы, то в Финляндии они почти и вовсе не действовали. Едва разогнали Думу – именно сюда штабс-капитан русской службы Цион телеграфно звал думцев: “будете под защитой пушек Свеаборга!”. Именно в Гельсингфорс кинулись революционеры из эмиграции и самой России, именно в его кофейнях и скверах заголосили лучшие ораторы, а матросы и солдаты гарнизона беспрепятственно слонялись от митинга к митингу, слушая об измене русского правительства и что пришло время свергать его. По финским законам не только не мешали тем митингам, но по Гельсингфорсу маршировали вооружённые отряды открыто за революционеров; действовало легальное издательство “Фугас” и выходил социал-демократический “Вестник казармы”, звавший к восстанию против “террористического правительства” и “всероссийского палача”.
264 
