Но Воротынцев своё:
– Вот, вот! Не умеем мы конницы использовать. А у Ренненкампфа? А что Хан Нахичеванский, знаете?
– А что? – готовно насторожился Крымов.
И последнее, что из Ставки вёз в голове, чем неуместно было расстраивать Самсонова, сейчас тут рассказал. Про позор Хана, про Каушен… Да чтоб и этот не задавался с конницей.
– … С такими потерями, хоть взяла кавалерия переправы через Инстер. Но на ночь – Хан увёл свою кавалерию на восток для спокойного ночлега. И те переправы тоже отдал.
Крымов супился, как будто его оскорбили.
Но и это не всё. Воротынцев ещё додавал:
– А у немцев – всего одна конная дивизия…
– Да конные полки при корпусах.
– То – другое. И этой одной дивизии Хан не мог рядом с собой просвет закрыть, и она – рядом с ним! – в сталупененском бою, 4-го августа, обошла 20-й корпус сзади, растрепала пехотную дивизию – и так же благополучно ушла.
– Сноб гвардейский! – налился Крымов. – Удушить!
– Для чего ж и конница, если не для таких боёв? Когда ж ей и рейды делать! У Ренненкампфа пять кавалерийских, у Самсонова три – да котлету из Восточной Пруссии можно было сделать! А у нас кавалерия жмётся к линии пехоты. Ренненкампф после Гумбинена не только не преследовал, но не знает, куда немецкие корпуса подевались. Доложил, что корпус Франсуа разбит, а Макензена потрёпан, – что-то мало правдоподобно.
– Но – побил их?
– Я не уверен. Я из Ставки уехал на том, что ничего не понятно: куда корпуса делись?
Нет, русского обряда не обойти – начиная с третьей пришлось пить вместе. Что с Крымовым их объединяло, то поняли они друг во друге: что в этой кампании не для себя лично искали.
От кавалерии – к артиллерии, тоже не обойти.
– Это мы в японскую поняли, что будущая война вся будет огнём решаться, что нужна тяжёлая артиллерия, нужно гаубиц много, а сделали – немцы, не мы. У нас на корпус 108 орудий, у них – 160, и каких? Потому что у нас на армию всегда “крайний недостаток средств”, на армию денег нет. Они хотят победы и славы, не потратясь.
– Да Дума деньги вроде предлагала, – неожиданно подал Крымов, хотя от него такое не ждалось. – И обвиняла военное министерство, что это оно мало требует средств.
Да может и так, за всей газетной болтовнёй не уследишь. Но этой весной читал Воротынцев и так:
– Дума голосовала против военного бюджета и против большой программы. Есть у них такой… Ш… Шингарёв – он выступал: милитаризация бюджета? а за миллионами потом пойдут миллиарды?… Пожил бы на офицерское жалованье.
Ну, Крымов – читатель не слишком напряжённый:
– Может и так. У Думы семь пятниц.
– Нет, программу Дума приняла, но – против кадетов. Да ведь считается, что дух войска решает всё, – и Суворов так считал, и Драгомиров… и Толстой… Зачем же на оружие тратиться?… А что в крепостях стоит? – чуть не единороги! есть на чёрном порохе стреляют!
Никакого значения и действия не имело – доказывать это всё Крымову. Но были вопросы, где не мог Воротынцев остановиться. Да с этой водкой только вот и начни, и начни. Крымов наливал по следующей:
– Да теперь и сами крепости разбазарили, – пожалел.
Вот уж нисколько горячности ему не передалось: всё такое подобное он знал-перезнал, кивал ему согласно, как закону природы.
Всё больше дружественели они, Александр Михалыч да Георгий Михалыч, дальше и на “ты”. (Не спешил бы Воротынцев на “ты”, но и тут уклониться не мог, русский обряд). Не шли к Артамонову, сидели за завтраком лишнее.
Заговорили о солдатском грабеже по Германии. Крымов поставил между тарелками узловатый кулак: военно-полевые суды и показательные расстрелы! Он уже ходатайствовал перед Самсоновым.
И, значит, был он истый военный и последовательный армеец. А Воротынцев прижал обе ладони к столу, и все пальцы разбросал как мог широко:
– Нет. Расстреливать нашего солдата я не могу, как хочешь. За то, что он беден – и мы таким привели его в богатую страну? За то, что мы ему никогда не показали лучшего? За то, что он голоден, а мы неделю его не кормим?
Кулак Крымова не разжался, но напрягся, но пристукнул:
– Да это ж позор России! Это верный развал армии! Тогда нечего было сюда и идти. Армейское решение: правильная реквизиция. Сильное интендантство приходит тут же, с полками. Оно берёт весь скот и выдаёт его полкам. Оно берёт те молотилки, что здесь, и те мельницы, что здесь, молотит, мелет, печёт – и выдаёт полкам! А мы – ничего не берём.