До такой достойной, великодушной самокритичности – подниматься бы и русским умам в суждениях о российской истории XX века – от озверения революционного периода, через запуганное равнодушие советского, и до грабительской мерзости послесоветского. В невыносимой тяжести сознания, что в этом веке мы, русские, обрушили свою историю – через негодных правителей, но и через собственную негодность, – и в гложущей тревоге, что это, может быть, непоправимо, – увидеть и в русском опыте: не наказание ли то от Высшей Силы?
Глава 22 – С КОНЦА ВОЙНЫ – ДО СМЕРТИ СТАЛИНА
В начале 20-х годов авторы сборника «Россия и евреи» предвидели: «все эти светлые перспективы» (для евреев в СССР) – выглядят так «при предположении, что большевики захотят защищать нас. Но захотят ли? Можем ли мы думать, что люди, предавшие в своей борьбе за власть всё, начиная родиной и кончая коммунизмом, нам останутся верными и тогда, когда это перестанет быть им выгодно?»[1166]
Но ни в 20-е, ни в 30-е годы, благоприятные им, советские евреи, в большинстве своём, не вняли этому трезвому остережению, да просто и не услышали его.
А между тем, вливаясь в российскую революцию, могли и евреи ожидать, что когда-нибудь, по закону отката всех революций, хоть уже хвостом, ударит она и по ним.
Послевоенные годы стали «годами тяжёлых разочарований»[1167], принесли весомые испытания советским евреям. За восемь последних сталинских лет произошли: атака на «космополитов», потеря позиций в науке, искусстве, прессе, разгром Еврейского Антифашистского Комитета, с расстрелом главных членов, и «дело врачей».
По конструкции тоталитарного режима – первым орудием ослабления еврейского присутствия в управлении и не мог стать никто иной, как сам Сталин, только от него мог быть первый толчок.
Но ни коварный характер Сталина, ни задубенелость советской пропаганды не разрешали ни издать звука, ни сделать шага – вполне открыто. Мы видели, что в годы войны советская пропаганда никак не била тревогу в связи с уничтожением евреев в Германии, и даже прикрывала происходящее там – опасаясь во время такой войны восприниматься собственным народом как власть проеврейская. Отношение советской власти к евреям могло меняться годами – а почти ни в чём не выходя на агитационную поверхность. Первые изменения и служебные перестановки начались, но ещё малозаметно, – от сближения Сталина с Гитлером в 1939. Не только еврей Литвинов был заменён Молотовым и началась «чистка» аппарата наркомата иностранных дел, но и в дипломатические школы и в военные академии не стало доступа евреям. Однако ещё прошло немало лет, пока стало внешне заметно исчезновение евреев из Наркоминдела и резкое падение их роли в Наркомвнешторге.
По секретности советских внутрипартийных движений – привременно никто не был осведомлён, что уже с конца 1942 года в аппарате Агитпропа наметились негласные усилия потеснить евреев из таких центров искусства, как Большой театр, московская Консерватория, московская филармония, где, по записке, поданной в ЦК летом 1942 начальником Агитпропа Александровым, всё «почти полностью находится в руках нерусских людей», а «русские люди оказались в нацменьшинстве», и – таблицы к тому[1168]. Позже формировались попытки «начать сверху… национально-кадровое регулирование, означавшее на практике прежде всего потеснение евреев из управленческих структур»[1169]. На протяжении лет, в зависимости от обстановки, Сталин то поддерживал, то осаживал такие усилия.
Напряжение военного времени в отношении евреев сказывалось и в послевоенной ре-эвакуации. В Сибири и в Средней Азии евреи были недружелюбно приняты тамошним окружением и после войны осели там почти только в столицах среднеазиатских республик, остальные потянулись назад, но возвращались – уже не в старые свои местечки и городки, а в крупные города[1170].
Наибольший возвратный поток беженцев тёк на Украину – но именно там встретил наиболее неприязненное отношение населения, особенно к возвратному начальству или владельцам завидных квартир; тут добавилась ещё и накалённость недавней гитлеровской пропаганды на оккупированных землях. Возглавивший Украину с конца 1943 Хрущёв (тогда – 1-й секретарь компартии и Председатель Совнаркома Украины) не только ничего не говорил в публичных речах, молча обходил судьбу евреев за годы оккупации, – но выдерживал секретную инструкцию по Украине: не принимать евреев на ответственные должности. По рассказу старой коммунистки-еврейки Ружа-Годес, прожившей всю гитлеровскую оккупацию как полька Хельминская, а с приходом желанных коммунистов не принимаемой на работу как еврейка, Хрущёв, со свойственной ему частенько прямотой, так прямо и объяснил: «Евреи в прошлом совершили немало грехов против украинского народа. Народ ненавидит их за это. На нашей Украине нам не нужны евреи… [им] было бы лучше не возвращаться сюда. Лучше бы они поехали в Биробиджан… Здесь Украина. И мы не заинтересованы в том, чтобы украинский народ толковал возвращение советской власти как возвращение евреев»[1171].
1166
И.М. Бикерман. Россия и русское еврейство // Россия и евреи: Сб. 1 / Отечественное объединение русских евреев за границей. Париж: YMCA-Press, 1978, с. 80 [1-е изд. – Берлин: Основа, 1924].
1167
С. Шварц. Евреи в Советском Союзе с начала Второй мировой войны (1939—1965). Нью-Йорк: Изд. Американского Еврейского Рабочего Комитета, 1966, с. 198.
1168
Г.В. Костырченко. Тайная политика Сталина: Власть и антисемитизм. М.: Международные отношения, 2001, с. 259—260.
1169
Там же, с. 310.
1170
С. Шварц. Евреи в Советском Союзе…, с. 181—182, 195.
1171
Хрущёв и еврейский вопрос // Социалистический вестник*, Нью-Йорк, 1961, № 1, с. 19.