65 
Гордо и прямо сидя на своем великолепном скакуне, Елизавета Тюдор продвигалась вперед, поминутно осаживая лошадь, принимая грубые и восторженные проявления преданности. Наконец, доехав до центра плаца, она остановилась. Ее окружало море английских лиц, представляющих все ступени общественной жизни — : от самих высоких до самых низких. Могущественные лорды стояли бок о бок с купцами и мясниками, фермеры с сапожниками, кузнецы с богатыми землевладельцами. Вокруг нее мелькали молодые и старые лица, смотревшие на нее с обожанием, и королева почувствовала прилив гордости за этих верноподданных англичан, собравшихся здесь, чтобы защитить ее, чтобы защитить свою родину. Она позволила им выражать свою радость несколько минут, затем драматическим жестом воздела над головой затянутую в перчатку руку, и солнечные лучи заиграли на ее королевском жезле.
Над Тилбури-Плэйном повисла мертвая тишина, и королева Англии обратилась к армии:
— Мой любимый народ, те, кто призван заботиться о нашей безопасности, настаивали на том, чтобы мы приняли меры предосторожности, прежде чем предстанем пред множеством вооруженных людей, из-за опасений предательства, но я заверяю вас, что не желаю жить, не веря в своих верных и преданных подданных. — Елизавета остановилась и с усмешкой взглянула на свой нагрудник. — Пусть боятся тираны! Я же всегда делала все для того, Бог свидетель, чтобы вложить частичку своих слабых сил и доброй воли в верноподданные сердца и души своего народа. И вот я среди вас, как вы видите, в это тяжелое время, и не для отдыха или развлечений, а будучи полной решимости жить или умереть вместе с вами в пылу битвы, чтобы возложить на алтарь перед Богом, моим королевством и моим народом свою честь и свою кровь, даже бросить их в пыль. Я знаю, что я всего лишь слабая женщина но у меня сердце и гордость королей, королей Англии, и я с презрением отметаю саму мысль о том, что государь Пармский из Испании или какой-либо другой европейский государь когда-нибудь осмелится вступить в пределы моего королевства, а посему, чтобы меня не коснулась даже тень бесчестья, я сама поведу войска, я сама буду верховным главнокомандующим, верховным судьей и верховным вознаградителем для каждого из вас, смело шагнувшего на поле брани.
Я знаю, что за саму вашу готовность идти в бой вы уже заслуживаете наград и почестей, и я заверяю вас своим королевским словом — они будут в положенное время даны вам. А пока меня будет замещать мой генерал-лейтенант, которому никогда еще не поручалась столь почетная и трудная задача; не сомневаюсь, что благодаря вашему беспрекословному подчинению приказам генерала, вашей дисциплине в лагерях и вашей доблести на поле брани мы вскоре одержим великую победу над всеми противниками моего Бога, моего королевства и моего народа!
Закончив, она резким движением опустила жезл вниз, и запруженное людьми поле взорвалось от приветственных криков. К небу летели шляпы, люди хлопали друг друга по плечам, взволнованные словами Елизаветы Тюдор. Теперь даже самый бедный и самый слабый англичанин готов был встретиться лицом к лицу с гордыми испанцами и уничтожить их. В этот день здесь не было ни одного человека, который бы с радостью не отдал свою жизнь за королеву. И религия сейчас не значила ничего. Католики и протестанты — все они обожали королеву одинаково. Этот день стал самым триумфальным днем за все годы ее царствования — Елизавета Тюдор была самой Англией!
Однако хорошо обученным и не имеющим себе равных в своей любви к отчизне солдатам Елизаветы Тюдор в этот день не пришлось вступать в бой с испанцами. После почти двух недель мучительной неизвестности до королевы наконец дошло сообщение, что ее флот успешно разбил Армаду в жестоком бою двадцать восьмого и двадцать девятого июня.
В эту воскресную ночь с флагманского корабля англичан «Арк Ройял» ударила одинокая пушка. В молчании ведомые командами добровольцев, от английского флота, стоявшего на якорях, отделились брандеры8, тащившие за собой на буксире легкие лодчонки, на которых предстояло вернуться храбрецам после выполнения своей задачи. Гонимые ветром и попутным течением, подожженные брандеры вломились в строй испанцев, вызвав невообразимую панику. Хотя сам герцог Медина-Солона сохранил присутствие духа и предпринял правильные маневры, чтобы разминуться с брандерами, большинство его капитанов в панике пообрубали якорные канаты и отплыли в открытое море. Многие из них, в темноте столкнувшись друг с другом, были выброшены на скалистые берега Франции, где были разграблены англичанами и французами, а их команды вырезаны.
65 
