«Точно, – решила Маруся, – мать нажаловалась отцу, и он упек меня сюда. Ну, я им устрою!»
– Значит, вы были Екатериной Второй?
– Да, была, – подтвердила актриса довольно скромно.
– А откуда вы знаете?
– Догадалась.
– Ну, как это – догадалась?
– Просто. Как догадываются люди на остановке, что скоро придет автобус.
– Круто.
Маруся искренне восхитилась.
«Все. Я в сумасшедшем доме. Это надо принять. Они решили меня воспитать. Они называют меня Оленькой, потому что отец скрывает, кто я такая. Чтобы не позориться».
– Он тебя изнасиловал еще маленькую? – участливо спросила актриса.
«Главное, действительно не сойти с ума», – решила Маруся.
– Да. Еще маленькой. Он называл меня Лолитой.
– Я это вижу. – Актриса закрыла глаза. – Я прямо это вижу.
– А вы здесь давно?
– Месяц. Скоро домой. Хотя я не знаю, где мой дом. Когда я здесь – кажется, что там. Когда я там – кажется, что здесь.
– А…
– Амбивалентное сознание. Ты идешь обедать?
– Мне привозили сюда.
– У тебя надзорная палата?
– Не знаю.
– Наверное, надзорная. Раз тебе еду сюда привозят.
– А что это значит?
– Просто… – актриса лучезарно улыбнулась и огляделась вокруг, – камеры. У тебя тут везде камеры. Не волнуйся. Я буду часто тебя навещать.
«Интересно, мамин муж тоже принимал в этом участие?»
После того как выяснилось, что ее отец – никакой не ее отец, Маруся так и называла его – Мамин Муж. Ее обманывали всю жизнь. Чужой, абсолютно чужой человек заставлял ее готовить ему завтрак. И прикидывался, что имеет на это право. Они вынуждали ее жить этой мерзкой, нищей жизнью, скрывая от нее имя настоящего отца. Но она всегда чувствовала, что это не ее. Что она другая. Что она рождена для чего-то красивого и великого. И она пыталась им это доказать. А они не понимали. Говорили, что она неблагодарная и распущенная. А она все делала правильно. Раз в итоге они все-таки позвонили ее отцу и рассказали ему всю правду.
Пришла врач.
Маруся не удивилась, узнав, что ее зовут Ангелина Петровна. Именно так она и выглядела.
– Вкусно? – Ангелина Петровна улыбнулась и кивнула на тарелку с остатками ризотто.
– Вкусно. Спасибо.
– Если тебе захочется чего-то особенного, просто скажи повару об этом заранее.
– Даже лобстера?
– Тебя кормили лобстером?
– Меня кормили всем.
– Даже лобстера. Ну, как ты себя чувствуешь?
– Я чувствую себя абсолютно нормальным человеком. В отличие от моей соседки.
– Ну, нормальность – вещь относительная… Но мы поговорим об этом с тобой попозже.
– По крайней мере, я не Екатерина Великая.
– И меня это очень радует. Честно сказать, я ожидала увидеть совершенно другую картину. Ты – молодец. Я думаю, реабилитационный период не будет слишком долгим.
– Ну, примерно сколько?
– Посмотрим… Тебе ведь нужно еще подготовиться к новой жизни…
– А что, я оказалась не готова?
Ангелина Петровна похлопала Марусю по руке.
– В твоем распоряжении будет психолог, и вы сможете говорить обо всем на свете.
«Дура, – подумала Маруся. – Старая накрашенная дура. И, по-моему, с накладными волосами».
Потом она вспомнила про камеры и улыбнулась спине Ангелины Петровны.
«Подготовить меня к новой жизни. Это они про папины деньги? Идиоты. Подготавливать нужно к той, старой жизни. Без папиных денег. А к новой я готова. И все готовы».
Маруся принимала ванну, когда снова появилась актриса.
Она остановилась в дверях и кокетливо поглядывала на Марусю. Маруся непроизвольно прикрылась руками.
– Ты специально без пены? – спросила актриса.
– А что, здесь тоже камеры? – Маруся подняла глаза к потолку и согнула ноги в коленях.
– Везде, – пропела актриса.
Маруся бросила взгляд на свое тело, уютно устроенное в голубоватой воде, и раскинула руки.
– Ну и плевать. Пусть смотрят.
– Они и смотрят. А ты такая худенькая, бедненькая моя. А у меня тоже совсем нет живота.
Актриса задрала свитер и продемонстрировала накаченный плоский живот. Всем продемонстрировала. Ей даже хотелось аплодировать.
Она протянула Марусе полотенце.
– Вставай. Начинается «Монополия». Мы тебя ждем.
– «Монополия»? Игра?