97 
И не ей, Сале Куколке, судить парня! Он за любимую чужих людей под лихую смерть подставил, а она? Что бы она сделала, лишь бы своего Клика спасти? Мир бы сожгла, не то что чужих в могилу спровадить – да без толку все. Делай не делай, жги-полыхай, хоть пополам перервись – нельзя лопоухому помочь было, никак нельзя…
Все! Хватит! Не вспоминать!
Кажется, на миг у нее снова стали настоящие глаза – недаром же тот сердюк, что постарше, странно скосился на пришлую бабу. С сочувствием, что ли, с опаской? с подозрением?!
Пусть его косится!
Сале заставила себя с извечным бабьим любопытством взглянуть на приближающихся всадников – и едва не вскрикнула. Так кричит ребенок, сунув руку в крапиву; так наступают на гадюку. Обычное зрение чуть запоздало, и лишь через мгновение Сале осознала: иссиня-черный сполох над всадниками, столь испугавший ее впопыхах, – двойной. Первый язык его клубился над санями, из которых торчали две пары ног, а второй жадно облизывал рыжебородого мужчину, ехавшего впереди кавалькады.
Юдка!
Консул был ранен, и ранен опасно. Если вовремя не оказать помощь…
Почти сразу взгляд женщины наткнулся на долговязого воина с прямым, нездешним, мечом у пояса. Рядом с ним, держа руки на рукоятях пистолей и посмеиваясь в усы, ехали трое сердюков постарше.
Рио!
Значит, где-то рядом должен быть и к'Рамоль, которому местные знахари-шарлатаны в подметки не годятся! Юдку надо спасать, он обязательно должен выжить, консул им нужен позарез, без него…
Женщина умом не вполне отчетливо понимала, что означает это «без него…», но сердце подсказывало: в чужом Сосуде потерять консула, который в обход правил предупредил чужаков о заговоре Малахов, – глупость и безрассудство.
Чтобы не сказать большего.
– Рио! Где к'Рамоль?!
Сперва ей показалось, что она заглянула в колдовское зеркало – таким опустошенным, выжженным показался ей ответный взгляд героя.
– Застрелили его, Сале. Понимаешь… совсем застрелили. И Хосту – тоже.
На миг она растерялась. Внутри оплыл слезами кусок подтаявшего льда – не помогла ни маска, ни пустота… Взять себя в руки! Немедленно! Сейчас нужен лекарь. И если сердцееда к'Рамоля волей судьбы больше нет среди живых…
Она обернулась к ехавшим следом довольным, ни о чем не подозревающим сердюкам.
– Лекаря, быстро!
– Благодарю за заботу, сиятельная пани! – с некоторым усилием усмехнулся Юдка. – Тому хлопцу, что в санях, лекарь таки потребен!
Кого он хотел обмануть? Сале прекрасно видела, что консул держится из последних сил. Проклятье! Дура несчастная! Он ведь еще и раненого сердюка держит, не только себя!
Она сбежала с крыльца и остановилась перед замешкавшимся всадником в сером жупане, широких черных шароварах и смушковой шапке.
Впилась взглядом в изумленно вытаращенные на нее карие глаза.
Не отпустила.
– Скачи за лекарем! Живо!
Только снег взметнулся из-под копыт.
Да, здесь ее и без того невеликие силы киснут, как молоко на солнцепеке, – но на такое… грех скряжничать. Иначе этот болван-десятник до вечера бы за лекарем собирался!
С коня консул слез сам.
– Да ты никак ранен, пан Юдка!
В дверях стоял сам пан Станислав, в мятой ночной сорочке и накинутой поверх нее медвежьей шубе, без шапки, в остроносых домашних туфлях на босу ногу.
Озабоченный отец семейства. Как здесь говорят?.. Ах да – пан добродий.
– Вэй, пан Станислав, разве ж незамужние девки умеют ранить? Смех, не рана…
– Ну-ну, – похоже, Мацапура-Коложанский прекрасно все понял: и то, что рана серьезная, и то, что Юдка не хочет показывать этого при сердюках. – Удачно ли на охоту съездили?
Сердюки разом заухмылялись. Как же: с победой вернулись, и пан доволен, вон, шутить изволит!
– Удачно, пан Станислав. Поглянь, какую козочку заполевали!
Юдка медленно, нога за ногу, двинулся к дому. А Сале не удержалась и вслед за Мацапурой подошла к остановившимся саням.
В смятых плащах, брошенных на дно розвальней, лежали двое: Гринь, брат урода-младенца, и уже виденная Сале сотникова дочка. Оба были без сознания. «Девчонку просто оглушили, оправится быстро, – сразу определила Сале, – зато парень плох. Только на Слове консула и держится».
– Да то ж панна Яринка! – вполне натурально всплеснул руками Мацапура, и любой, кто не знал веселого Стася, вполне мог увериться: зацный пан искренне удивлен и огорчен тем положением, в котором оказалась девушка. – А ну, живо! Хлопца до хаты, пусть лекарь его пользует, а о панне Ярине я сам позабочусь…
97 
