Глава 9

Очутиться снова в знакомом гостевом домике было для Анны большим облегчением, и императрица была рада снова ее увидеть. Но выздоровление на сей раз оказалось длительным и довольно болезненным. Примерно через месяц с ноги сняли гипсовую повязку. Лодыжка, покрытая сморщенной кожей, выглядела очень слабой. Анна едва могла на нее опираться и расплакалась от боли, не успев сделать несколько шагов. Ей показалось, что болит не только сломанная нога, но и все тело. Легкая птичка, которой она когда-то была, окончательно утратила крылья.

– Анна, со временем нога выправится, я обещаю, – пытался утешить ее Николай. – Верь мне. Но это будет долгий и тяжелый труд.

Он уже успел измерить ее ноги и убедился, что они по-прежнему одинаковой длины. Значит, Анна хромает только от слабости. Пусть ей не дано больше танцевать, но ходить она будет нормально. И никто не проявит к ней большей заботы и участия, чем императрица и ее дети.

Прошла не одна неделя, прежде чем Анне удалось без трости пересечь всю комнату, и она все еще заметно хромала, когда в конце февраля пришло письмо с известием, что мадам Маркова больна. Она слегла с воспалением легких. Врачи оценивали ее состояние как не очень тяжелое, однако мадам болела пневмонией не в первый раз, и Анна знала, что для нее это довольно опасно. Она настояла на том, чтобы самой отправиться к мадам Марковой, несмотря на собственную слабость. Ей все еще приходилось пользоваться тростью, она не могла подолгу ходить пешком, но считала своим долгом вернуться в балетную школу и ухаживать за мадам Марковой хотя бы до тех пор, пока она не оправится от пневмонии. Анна знала, что ее наставница вовсе не такая стойкая, как кажется на вид, и очень переживала из-за ее болезни.

– По крайней мере ухаживать за ней я уже смогу, – повторяла она Николаю, однако тот все равно не желал ее отпускать. К февралю волнения охватили не только Москву, но и Санкт-Петербург, и доктор боялся отправлять Анну одну. Алексею снова стало хуже, и он не мог сопровождать ее сам. – Ну что за глупости, ничего со мной не случится! – возмущалась Анна.

Так они спорили целый день, пока наконец Николай не уступил.

– Вот увидишь, я вернусь через неделю, самое большее, через две, – уверяла она, – едва мне станет ясно, что она поправляется. Подумай, сколько она для меня сделала!

Николай прекрасно понимал, как сильны узы, связывавшие этих двух женщин, и как будет терзаться Анна, не имея возможности прийти на помощь свой наставнице.

На следующий день он усадил ее на поезд, в последний раз попросил быть осторожной и не слишком переутомляться, подал тросточку, поцеловал на прощание и крепко обнял. Ему все еще не хотелось ее отпускать, и он взял с Анны обещание нанять извозчика от самого вокзала до балетной школы. Николай без конца сетовал на то, что не может ее проводить. Это казалось ему вдвойне неправильным после нескольких недель, прожитых вместе. Но Анна пообещала, что с ней ничего не случится, если она поедет одна.

Велико же было ее удивление, когда в Санкт-Петербурге ей бросились в глаза толпы людей на улицах. Демонстранты выкрикивали лозунги против царя и царской власти, и среди них то и дело мелькали солдаты. В уединении Царского Села Анна не подозревала ни о чем подобном и была неприятно поражена напряженной обстановкой, сложившейся в городе. Ей пришлось усилием воли выкинуть из головы тревожные мысли и поспешить в балетную школу. Она все еще боялась за состояние мадам Марковой и молилась о том, чтобы ее старая наставница и старшая подруга не оказалась опасно больной. Увы, к ее отчаянию, именно так и обстояло дело. Как уже случалось прежде, мадам совершенно обессилела после пневмонии.

  66