Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
68 
– Се герой!
Вынули.
Заявили.
Ну и? – ну и не и…
Конец отступлению. Вперед, на амбразуру!
Часть вторая
(художественная, хрестоматийная и еще какая-то на ту же букву)
– Как вы себя чувствуете, Владимир Сергеевич?
У ног доверчиво извивалась лиана арктической пальмы, притворяясь удавом-вегетарьянцем. Вокруг было зелено и душно. Цвели манго, колосились авокадо, кустились карамболи, пчелы вгрызались в кокосы, желая млечной пыльцы, а в двадцати шагах от меня волхвы-старообрядцы мучили связанного хуанодона, верша Зов Плодородия. Бедная рептилия всячески возражала, принимая облик самцов разных видов – так хуанодон вторгался в доверие к наивным самкам, подкидывая свои яйца в чужие гнезда, – но волхвы были беспощадны. Дряхлые, седые, сплошь в морщинах-складках, они разделись донага, возбуждая пленника словом и делом, и я мельком посочувствовал хуанодону. Единственная дама из их компании сидела рядом со мной: праматерь Ева на пенсии.
Обнаружив, что и сам гол как сокол, задумался о геронтофилии.
Нет. Не склонен.
– Владимир Сергеевич, с вами все в порядке?
– Уйди, старушка, я в печали! – От Михал Евграфыча ненавязчиво перебираюсь к Михал Афанасьичу, но волхвица не оценила.
– Я врач, я хотела бы знать…
– Психиатр? – догадался я.
– Анестезиолог. Меня зовут Мария Отаровна. Фамилия Френкель.
– Очень приятно. Чижик В. С. Но к чему такой официоз между двумя нагими индивидуумами?
– Чтобы потом, если захотите, вы смогли заявить на меня в милицию. Это я вас похитила.
Мама в детстве учила меня: женщин бить нельзя. Выучила, к сожалению. Можно, нужно, а детские комплексы вопиют: не трожь. Впрочем, одни комплексы не справились бы со Снегирем, к которому вернулась память, но к ним подключились мораль, этика и прочие защитники прав человеческих. Единственное, что я себе позволил, это смиренно переспросить:
– Как-как, говорите, вас зовут? Малярия Катаровна Фурункель?
Старуха-разбойница даже не обиделась. В пальто и шляпе, подсаживаясь в машину к доверчивому пииту, она выглядела куда импозантнее, чем сейчас: толстая, рыхлая, без малейших остатков былой красоты, как выразился бы создатель «Купели Купидона-2», эта Малярия лишь во взгляде – иссушенном и упрямом, как дорога на Голгофу, – таила железную основу.
Анестезиолог? А с виду – типичный патологоанатом.
– У меня внук в коме. Я не оправдываюсь, Владимир Сергеевич, я информирую. Здесь же один… человек обещал спасти Антошу. Если я сведу его с вами. Бывают ситуации, когда хватаешься за соломинку.
По-хорошему сейчас старуха должна была уронить слезу. Не уронила. И говорила ровно, без интонаций, будто лекцию читала. Поодаль снова взвыл хуанодон, угнетаемый волхвами, – трое дедуганов на миг вышли из фальш-медитации, заинтересованно поглядывая на нас, но мне было не до их забав. Трагифарс – опасный жанр. Безумный. Убийственный. Шаг, другой, – и потом, мучаясь в ледяной геенне, сгорая в сугробе, тщетно мечтать о банальности драмы или пузырьках комедии. С трудом поднявшись на ноги и отчетливо хрустнув коленями, врачиха направилась к грубо отесанному алтарю. Наготу она несла, словно усталый знаменосец – полковой стяг: скучно, равнодушно. Еще пара волхвов отвлеклась от рептилии, готовой сдохнуть, но устоять против искуса; остальные продолжали не покладая рук.
– У меня здесь дача. – Мучаясь одышкой, она шарила под камнем. – В смысле, там, а не здесь… Ну, вы поняли. Мы договорились заранее… выяснили соответствие места… Он обещал, этот… у него странное имя. Я бы не хотела иметь такое…
– Странное? Хун-Хуз? Бут-Бутан?!
– Нет… спутники зовут его Нежным Червем. А он смеется: Книжный, мол!.. Обещал положить под этот камень…
Закашлявшись, Малярия Катаровна выволокла на свет божий добычу – малый тючок.
– Одежда. Прошу вас, Владимир Сергеевич…
Самой ей было все равно – одета, раздета. Настолько все равно, что я вздрогнул. Когда человек подносит к глазам чайное блюдце, близко-близко, то блюдце способно заслонить весь мир. А тут не блюдце – внук. Натягиваю шаровары, рубаху, подпоясываюсь ярчайшим кушаком, достойным павлина. Червь, кто бы он ни был, не поскупился: видать, очень заинтересован в моем благорасположении.
Подходит волхв наистарейший из кощеев.
– Увы, – вздыхает он, кивая на угасшего хуанодона и глядя на меня так, будто мы сто лет знакомы. – Не вышло. Совокупитесь, а? Иначе злаки не взойдут обильно. Ну что вам стоит?!
68 
