47 
– Отец, она вовсе не стыдится того, что содержит лапшевню. Она этим гордится. Говорит, что всегда хотела заниматься бизнесом, пускай самым скромным. Думаю, она будет в восторге, если вы ее навестите.
– Ты говоришь, ее закусочная в Накагаве?
– Да. В двух шагах от вашего старого дома. Огата-сан, казалось, минуту-другую что-то обдумывал. Потом повернулся ко мне:
– Так, Эцуко, правильно. Давай-ка пойдем и нанесем ей визит.
Он быстро нацарапал несколько слов на открытке и вернул мне ручку.
– Отец, вы намерены отправиться прямо сейчас? – От его внезапной решимости я слегка оторопела.
– А почему бы нет?
– Очень хорошо. Надеюсь, она угостит нас обедом.
– Что ж, возможно. Но у меня нет ни малейшего желания причинять этой доброй женщине неловкость.
– Она будет рада, если мы у нее отобедаем.
Огата-сан кивнул и, немного помолчав, раздумчиво произнес:
– Собственно говоря, Эцуко, я и сам подумывал побывать в Накагаве. Мне бы хотелось повидать там одного человека.
– Вот как?
– Любопытно, будет ли он в это время дома.
– Кого же вы хотели бы посетить, отец?
– Сигэо. Сигэо Мацуду. С некоторых пор намереваюсь нанести ему визит. Быть может, он обедает дома, и тогда я смогу его застать. Это было бы предпочтительней, чем беспокоить его в школе.
Огата-сан в некоторой растерянности поглядел на статую. Я молчала, глядя на открытку, которую он вертел в руках. Наконец он хлопнул себя по коленям и поднялся со скамейки.
– Верно, Эцуко, давай сейчас же приступим к делу. Сначала попробуем навестить Сигэо, а потом заглянем к миссис Фудзивара.
В трамвай до Накагавы мы сели, видимо, около полудня; в вагоне было тесно и душно, улицы запруживали толпы, как обычно во время обеденного перерыва. Но чем дальше от центра города, тем становилось немноголюдней, а на конечной станции в Накагаве прохожих почти не было видно.
Сойдя с трамвая, Огата-сан в задумчивости принялся гладить подбородок. Неясно было, доволен ли он тем, что снова оказался в этих краях, или же просто пытается припомнить дорогу к дому Сигэо Мацуды. Мы стояли на забетонированной площадке в окружении пустых трамвайных вагонов. Воздух над нашими головами был исчерчен путаницей черных проводов. Слепящее солнце ярко сверкало на разноцветных боках трамваев.
– Ну и жара, – заметил Огата-сан, утирая лоб. Потом двинулся в сторону домов, вытянувшихся в ряд от дальнего края трамвайного тупика.
Местность за годы изменилась не слишком. Мы шли по узким извилистым улочкам – то крутым, то покатым. Дома – некоторые из них были мне знакомы – располагались там, где позволял холмистый ландшафт; одни кое-как лепились на склонах, другие еле умещались в невзрачных углах. Со многих балконов свисали одеяла и выстиранное бельё. Мы проходили и мимо домов, имевших более импозантный вид, но среди них не было ни прежнего дома Огаты-сан, ни дома, в котором я жила когда-то с родителями. Мне даже подумалось, что Огата-сан, вероятно, намеренно выбрал кружной путь, чтобы они нам не попались.
Наше путешествие едва ли длилось дольше пятнадцати минут, однако утомительное чередование спуска с подъемом под жарким солнцем вскоре дало о себе знать. Остановившись где-то посередине дороги, круто ведшей вверх, Огата-сан повел меня в тень раскидистого дерева, ветви которого нависали над мостовой. Там он указал мне на приятный с виду старый дом, стоявший по другую сторону улицы: пологие скаты его крыши были выложены в традиционном стиле кровельной черепицей.
– Это дом Сигэо. Я хорошо знал его отца. Насколько мне известно, его мать до сих пор живет с ним.
Сказав это, Огата-сан вновь, как и после высадки из трамвая, принялся поглаживать себе подбородок. Я, выжидая, молчала.
– Очень возможно, что его нет дома, – продолжал Огата-сан. – Наверняка он проводит обеденный перерыв в комнате для персонала с коллегами.
Я по-прежнему молчала. Огата-сан, стоя рядом со мной, смотрел на дом. Наконец он произнес:
– Эцуко, а как далеко отсюда до миссис Фудзивара? Ты себе это представляешь?
– Несколько минут ходьбы.
– Знаешь, я подумал, может, лучше тебе пойти вперед, а там мы с тобой встретимся. Это, наверно, самое лучшее.
– Хорошо, как пожелаете.
– Нет, я как-то неосмотрительно поступил.
– Я крепко держусь на ногах, отец.
Он хохотнул, потом снова поглядел на дом.
47 
