Последние отзывы

  31  

— Ты как всегда? В пинг-понг?

— Ага. Разомну старые кости.

— Не ври, ты совсем не старый. А насчет собаки подумай.

— Ладно.

— Я помогу. Ну что ты смеешься? Я честно…

— Хорошо. Подумаю.

Соплюшки на роликах неслись обратно. Голые пупки, сиськи пляшут под топиком. Мы с сыном синхронно вздохнули и переглянулись. С пониманием. Вырос мальчик. Штаны жмут. А ты, отец, педофил. Лучше обзаведись терьером. Черным. Побегаешь с ним наперегонки, глядишь, попустит.

А стаффорд все балдел в траве. Аж завидно.

6

Пинг-понг.

— Плечи! Плечи разворачивай! Замах!

Зеленый стол, белый мячик. Тук-тук, кто-там? Это я, правый топ-спин. Меня придумали японцы в 61-м. Коварные самураи. Вместо катаны — ракетка «пером». Гоп-стоп, Ихара, засунь им мячик под ребро. А старый козел Золотарь меня только портит. Потому что не японец. И бьет «в лоб».

Где у мячика лоб? То-то.

Тук-тук-бымц.

— Кистью! Резче!

Теннисные столы расставили на балконе. С трех сторон он нависал над бывшим гимнастическим залом. Сейчас зал арендовали все, кому не лень. Легкоатлеты, йоги, фитнес. Сегодня там пыхтели боксеры. Огородили пару рингов, и давай груши околачивать.

Шмяк-шмяк.

Кто по груше, кто по морде.

— Что ж ты лупишь, как Сидор козу? Вали к боксявкам!

— Я не луплю.

— А то я не слышу! Мяч должен шуршать…

По внешнему краю балкон огородили сетчатыми панелями. Для безопасности. Кое-где панели отсутствовали. Случалось, мячики летели вниз. Назад они не возвращались. Их растаптывали в блин. Пинали в угол. Пытались забросить обратно, и быстро обламывались. Спускаться за ними? — дурных нет.

Коробки с «запаской» имелись в ассортименте.

— Плечи! Плечи, блин! И с ноги на ногу…

Додик Френерман — для своих Тренерман — был местной достопримечательностью. Слоняра толще Карлсона, в очках с жуткими линзами, он готов был учить каждого желающего. Увы, никто не желал. Тут собирались постучать для удовольствия. Косо, криво, с дворовыми ухватками — за свои кровные.

Не на чемпионат готовимся!

Согласился один Золотарь. Он играл в школе, и даже в институте кое-как тарахтел за сборную факультета. С годами все забылось. И вот — опять. Молодеем, значит. Издевательства садиста Тренермана усугубляли радость. Ишь, туша! Стоит, не шевелится, моргает рыбьими глазищами. Только рука мелькает — туда-сюда.

Бац-бац.

Шарик, словно приклеенный, падает в одно и то же место.

— Правый топ-спин! И еще разик!

Блямц.

Вместо правого Золотарь, не пойми зачем, соорудил левый. Обижен до глубины своей целлулоидной души, мячик завертелся юлой — и улетел к боксерам. Уж лучше перчаткой по глянцевому боку, чем ракеткой не в ту степь!

— Что ты лепишь, менингит? Я ж тебе живым языком…

— Не шуми, Додик. Сейчас возьму новый.

Он шагнул к ограждению — проследить за судьбой мячика. На обоих рингах дрались. Молодые лупцевали груши, кое-кто работал на лапах. Остальные качались. Мячик сгинул. Ну и ладно. Золотарь прошел в подсобку, взял запасной. Вернувшись, он не спешил продолжить. Тренерман угрожающе сверкал линзами — нет, ученик опять вернулся к краю балкона.

Что-то мешало, как соринка в глазу.

Делая вид, что восстанавливает дыхание, Золотарь смотрел на угловой ринг. Два битюга в шлемах рубились в полный рост. Один был существенно тяжелей. Да и мастеровитей, если честно. Второй брал на характер. Бил тяжелого, как в последний раз. Огребал по полной, вставал — и снова шел в бешеную, прямолинейную атаку.

Шлем мешал разглядеть лицо. Но очень скоро Золотарь уверился — вторым был Чистильщик. Вадим Петрович с пользой проводил время. Он бил, и его били. Он — злее, его — больше.

Все честно.

— Бокс входит в пятиборье?

— Чокнулся?

Додик повертел у виска сарделькой, заменявшей ему палец.

— А что входит?

— Стрельба. Фехтование. Бег. Плавание. И конкур.

— А бокс? Я думал…

— Индюк тоже думал. Иди на место.

— Обожди.

Из Чистильщика делали отбивную. Отбивная зверски огрызалась. Никто не спешил разнять боксеров. Чувствовалось, что бой идет по договоренности. Что остальным не впервой видеть эту Куликовскую битву. Каждый развлекается в меру сил. Купил абонемент — милости просим.

Чего изволите?

— Мы играем, или глазки строим? — рявкнул Додик.

Золотарь встал к столу. В конце концов, разве я сторож шефу моему? Ну, пятиборец. Ну, полюбил бокс с уклоном в мазохизм. Ах, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней… Мы — свободные люди. Я бью по мячику, ты бьешь по роже.

  31