Лёгкий, ненавязчивый романчик 
58 
Да, Гектор. Ты отступил еще на шаг.
— А-хилл! А-хил-лес!
Светящаяся тень (разве тени дано светиться?!) скользнула со стены вниз.
— Патрокл! Сзади!
Нет. Не слышит. Взмах руки бога, и глухой шлем летит прочь с головы бойца.
Лопнули ремешки доспеха.
— Это не он! Не Ахилл! Это... — кругами от брошенного в воду камня покатилось вокруг.
Разом лишившись сил, Патрокл рванул превратившийся в оковы доспех, пытаясь высвободиться. Но какой-то ретивый троянец уже замахнулся копьем, коротко ткнул в спину — и почти одновременно копье Гектора вонзилось лже-Ахиллу в низ живота. Крик Патрокла был страшен.
Заставив отшатнуться и Гектора, и ретивого копейщика, и даже бога.
— Проклятье тебе, Феб, бьющий в спину! Подлец! Если б не ты, я бы сразил десять... двадцать таких, как Гектор! Прокля...
...Говорят, в Лидии есть такие паучихи, которые после близости пожирают обессиленных самцов. Лидийцы зовут их «ночными блудницами». Я не знаю, что хотят этим сказать лидийцы. Но иногда мне кажется, что победа — не женщина с крыльями. Победа — прожорливая пау-чиха, чья близость губительна. Ночная блудница. Не Ника[34] — Никто[35].
Сойдись с ней накоротке, и имя тебе: никто.
АНТИСТРОФА-1
Не загоняйте крыс в угол
Разом накатила усталость. Безразличие. Слабость. Все погибло. Замысел рухнул, погребая под собой хитроумных глупцов. Рядом охнул Диомед: схватился за раненую ногу и сел, почти упал. Остатки гаснущего прозрения мерцали под плотно сомкнутыми веками: упоенный победой Гектор спешит завладеть доспехами убитого... безвольно опустив руки, пятятся назад ахейцы... словно сквозь воду, сквозь сонное забытье, сквозь текучую вязкость смолы, преодолевая путы слабости и отчаяния, к телу Патрокла рвутся трое: оба Аякса и белобрысый Менелай...
Пыльная пелена.
Слепота.
У рыжего закружилась голова, ион поспешил опуститься на песок рядом с аргосским ванактом. Чуть в стороне обнаружился ванакт микенский: тоже сидел на песке, уставясь пустыми глазами в одному ему ведомую даль. Или глубину. Или, если начистоту: бездну. Рана открылась, повязка насквозь промокла, но не телесная боль терзала сейчас гордого Атрида.
— Все.
Слово получилось маленьким и горьким. Завязь, раздумавшая становиться плодом. Диомед в ответ лишь молча кивнул.
Не удивился.
Ничего не спросил.
От речных гатей вырвалась колесница. Возничий мучил коней стрекалом, гоня их к валу. Без доспеха, без шлема, бесстыдно нагой, словно в день появления на свет, зато с «лакедемонским серпом» в руке — малыш Лигерон сейчас был невменяем.
Вот он. Здесь.
Спрыгнул на ходу; опередив коней, схватил под уздцы, останавливая. Рванул так, что едва не завалил всю упряжку. Отчетливо хрустнуло дышло.
— Где Патрокл?!! Дядя Одиссей, ты... ты же обещал!.. И, забыв или боясь дождаться ответа, выбежал на самый гребень.
Замер, всматриваясь.
Когда Не-Вскормленный-Грудью наконец повернулся и обвел взглядом растерзанный лагерь. Одиссей торопливо уставился в землю. Отчего-то казалось, что лицо малыша в этот миг должно быть подобно лику Медузы Горгоны[36], обращавшей людей в камень. Дядя Алким рассказывал; Прекраснейшая стала чудовищем от отчаяния, изнасилованная Колебателем Земли...
За спиной раздался тихий, хриплый голос вождя вождей. Бывшего вождя вождей:
— Я помню твою клятву, сын Пелея. Я... У старшего Атрида не хватило сил. Выдохнул только:
— ...Вот. На коленях. Перед тобой. И еще, одним горлом:
— ...спаси нас.
Одиссей наконец отважился взглянуть на малыша. Сын Пелея-Счастливчика и Фетиды Глубинной не слушал былого обидчика. Торжество? Упоение? Нет. Пади сейчас небо на колени: тщетно. Малыш уходил от долгожданного покаяния, повернувшись спиной, уходил прочь, без движения стоя на валу и глядя в поле, где другие люди бились за тело убитого друга — брата! наставника! возлюбленного!.. — он стоял, а мнилось, что уходит вверх.
Просто вверх.
Внизу безраздельно царила война. Убивая, умирая и вновь возвращаясь. Малыш стоял долго. Он стоял вечно, а потом закричал. Небо действительно упало на колени. Раскололось. Брызнуло ужасом. Одиссей мгновенно оглох, сидевший рядом Диомед зажал руками уши, в тщетной попытке уберечь их от жуткого, нелюдского вопля боли, ярости и ненависти.
Тщетно.
Крик рушился отовсюду.
И эхом откликалось дитя у предела, плача и смеясь.
34
Ника — богиня Победы.
35
Никта (Нюкта) — богиня Ночи. Обе представлялись крылатыми женщинами на колеснице, только одежды отличались цветом: у Победы — бело-золотистые, у Ночи — черно-серебряные.
36
Имя третьей Горгоны — Медуза — означает «Прекраснейшая».
58 
