Ганга, закутанная с ног до головы в голубовато-зеленое сари и накидку того же цвета, невольно вздрогнула.
Не то чтобы одежда должна была укрыть богиню от лишних взглядов, которых в Трехмирье более чем достаточно, — просто окрик получился слишком неожиданным. Она всю дорогу ожидала подвохов, каверз, и в конечном итоге — беды. И вот, кажется, дождалась! С некоторых пор Ганга с опаской и подозрением относилась ко всем смертным.
Определить варну[37] человека, что возник на тропинке словно из ниоткуда, было затруднительно. Плотное дхоти цвета песка облегало бедра и выглядело дешевым, но чистым и опрятным — словно незнакомец и не прятался только что в колючих зарослях ююбы, окружавших тропинку. Обнаженный торс перетягивали кожаные ремни в чешуе из бронзы, на поясе висел короткий кинжал с листовидным клинком, а руки привычно сжимали копье-двузубец.
«Точь-в-точь Марут из дружины Владыки!» — мелькнуло в голове Ганги и почти сразу погасло.
Незнакомец не был похож на божественного дружинника и даже на земного кшатрия. Как и вообще на профессионального воина. Скорее ополченец, поднабравшийся опыта в десятке схваток. Или разбойник.
Говорят, немало лихих людей развелось нынче в холмах юго-восточной части Курукшетры.
— Мы следуем своей дорогой, добрый человек, — приветливо, хотя и туманно сообщил Ушанас, ничуть не смутясь и уж тем более не испугавшись.
— И куда же ведет ваша дорога, уважаемые? — от разбойника-ополченца было не так-то просто отделаться.
— Туда, добрый человек, — указал мудрец рукой вперед и чуть вправо.
Именно в этом направлении изгибалась тропинка.
Продолжая загораживать тропу, человек с оружием обдумывал полученные ответы. На смуглом лице его, выдававшем изрядную толику дравидской крови в жилах, мало-помалу проступала обида. Вроде бы от него ничего не утаили — но в то же время ничего и не сказали!
— А кто вы сами будете, уважаемые? — додумался он наконец до следующего вопроса, осторожно потрогав бородавку на мочке уха. И хитро подмигнул: дескать, теперь попробуйте увильнуть, словоблуды! Бедняга даже не подозревал, с какими Словоблудами он имеет дело.
На этот раз ни один из мудрых наставников не успел ответить вооруженному незнакомцу. Потому что из-за спины Ганги выскочил всеми позабытый пятилетний Гангея и, сверкая глазенками, дерзко осведомился:
— А ты кто такой, невежа?! Почему на дороге у нас стоишь? Может, ты вовсе не добрый человек, а злой? Где копье взял? Украл? Ты кшатрий? Злой кшатрий?
Этот бурный поток встречных вопросов явно сбил с толку стража тропы. Однако последние слова мальчишки вдруг вызвали у него улыбку: будто расщелина открылась под утесами высоких скул и прямым строгим носом.
«Темная, почти черная кожа и арийский нос? — отметил про себя Брихас. — Вне сомнений, дитя смешения варн…»
Богиня же, в свою очередь, разволновалась не на шутку. Ткнет сейчас ребенка копьем, с улыбочкой, или древком поперек спины огреет! Вдали от своего земного русла Ганга была почти беспомощна перед грубым насилием. Это Громовержцам хорошо или всяким Разрушителям, а мы себе течем тихонько, никого не трогаем… Веселый разбойничек тоже ничем не мог повредить богине — будь Ганга без сына! Зато проклятие бешеного мужа… Сама потащила малыша на Поле Куру — значит, и ответ ей держать!
Одно утешало богиню: присутствие наставников. Только безумец рискнет поднять руку на дваждырожденных — и то не всякий безумец! За убийство брахмана новых воплощений не полагается…
И сквозь беспокойство нет-нет да и пробивалось удивление: личного Жара-тапаса любого из стариков хватило бы, чтоб испепелить сотню бандитов со всеми их ремнями и копьями. Что ж они медлят, крохоборы? Жадничают?!
— Злой кшатрий? — Улыбаясь, страж прислонил копье к ближайшему кусту и присел, намереваясь погладить мальчишку по голове.
Гангея хотел было отстраниться, но в последний момент почему-то передумал.
— Злые кшатрии здесь больше не живут! — успокоил незнакомец ребенка. — Теперь на Курукшетре живет добрый Рама-с-Топором!
— Вот к этому аскету, известному своим кротким нравом, мы и направляемся, милейший, — немедленно вмешался Брихас. — Мы — двое смиренных брахманов, и эта добродетельная женщина с малолетним сыном.
Страж тропы окинул наставников более благосклонным взглядом, узрел наконец, что старики безоружны, а головы обоих давным-давно облысели, и лишь на макушке у каждого, согласно традиции, сохранилось по длинной пряди волос. Ниже затылка свисает сивый клок…