Она не поняла смысла этого вопроса, но Тейлор понял сразу.
— В Швейцарии.
— По какой причине вы прибыли в Швейцарию?
Вот теперь она поняла: он старается совершенно уничтожить ее в глазах присяжных. Но это ему не удастся. Если ее не уничтожила смерть троих детей, то ничто и никто, ни этот человек, ни этот суд, ни все эти допросы уже не могут ей повредить.
— Я находилась на лечении.
— Вы были больны?
Она не будет ему подыгрывать, он вытянет из нее минимум сведений. Конечно, он знает, какие вопросы ему нужно задавать и для чего, но она теперь тоже знает это.
— Я испытала серьезное нервное потрясение, когда погиб наш сын.
— Расскажите подробнее о причинах. При каких обстоятельствах умер ваш сын? Долго ли он болел?
На ее глазах выступили слезы, но она не должна давать им воли. Губы ее задрожали, но она моргнула и ответила четко и внятно:
— Он утонул.
Вот так. Больше ничего не надо говорить. Так написано в свидетельстве о смерти. Андре Чарльз Делони, возраст — два года пять месяцев, причина смерти — утопление.
— Вы были причастны к этому… несчастному случаю:
Последние два слова обвинитель произнес с заметным нажимом, явно с намерением подчеркивая их. Отчаянно жестикулируя, Чарльз что-то зашептал Тому. Адвокат немедленно вскочил на ноги и заявил:
— Я протестую, ваша честь. Прокурор оказывает давление на свидетеля и намекает, что ребенок погиб по вине миссис Паттерсон. Но это не нам решать. Сейчас рассматривается дело моего подзащитного, а не миссис Паттерсон.
Судья Моррисон поднял бровь, удивленный словами Тома Армура.
— Протест принят. Пожалуйста, не усердствуйте так, господин прокурор.
— Прошу прощения, ваша честь. Сформулирую вопрос по-другому. Не чувствовали ли вы своей вины за происшедшее?
Этот вариант оказался еще хуже, так как оставлял открытым вопрос, погиб ли ребенок по ее вине.
— Чувствовала.
— И поэтому у вас случился нервный срыв?
— Полагаю, что поэтому.
— Вы были в Швейцарии в клинике неврозов?
— Да.
Теперь ее голос зазвучал мягче. И Чарльзу, и Тейлору было безумно жалко ее. Малкольм Паттерсон смотрел прямо перед собой. Его лицо оставалось непроницаемым.
— Таким образом можно сделать вывод, что ваша психика была расстроена.
— Горе было слишком велико.
— Сколько времени вы провели в клинике неврозов?
— Около двух лет.
— Точнее говоря, больше двух лет?
— Чуть больше.
Том Армур снова ринулся в бой:
— Вынужден снова напомнить, что миссис Паттерсон не является сегодня подсудимой.
— Протест принят. Мистер Палмер, к чему вы клоните? Такими темпами мы не опросим всех свидетелей и за полгода.
— Немного терпения, ваша честь, сейчас все станет ясно.
— Хорошо, господин прокурор, продолжайте.
— Благодарю вас, сэр. Итак, миссис Паттерсон, — он повернулся к Мариэлле, — более двух лет вы провели в клинике для душевнобольных, правильно?
— Да.
Теперь Палмер был вполне доволен ею.
— За это время вы ни разу не пытались покончить жизнь самоубийством?
Все-таки она на секунду растерялась.
— Пыталась.
— Может быть, такие попытки повторялись?
— Да.
— Сколько раз?
Мариэлла на мгновение задумалась и невольно бросила взгляд на левое запястье. Там уже не было шрамов — хирург, делавший ей пластическую операцию, Знал свое дело.
— Семь или восемь раз, — ответила она, не поднимая глаз. Такими достижениями гордиться не приходится. Скорее надо было сказать, что не помнит.
— Это из-за того, что вы чувствовали свою вину в смерти сына?
— Да, — почти прокричала она.
— Скажите, а где в это время находился мистер Делони?
— Не знаю. Я не видела его в течение нескольких лет.
— Но он был так же огорчен, как и вы? Том Армур опять заявил протест, но даже он был бессилен спасти Мариэллу.
— Прокурор требует, чтобы свидетельница гадала о душевном состоянии моего подзащитного. По-моему, этот вопрос следовало бы обсудить позднее.
— Принимается. Выношу предупреждение прокурору. — Теперь Моррисон был уже слегка раздражен. Палмер опять извинился, но было видно, что ни о чем он не сожалеет.
— Когда ваш сын утонул, мистер Делони был рядом с вами?
— Нет. Мы с сыном были вдвоем. Муж уехал кататься на лыжах.
— Он обвинял вас в гибели мальчика?
— Протестую! — взвился Том Армур. — Прокурор опять начинает гадать о душевном состоянии моего подзащитного.