34 
— Ну хорошо. Пусть будет множественное, — сказал я. — Просто для меня это термин, которым можно его называть. Я и без того знаю, что он необычайно умен и изобретателен.
— Но значение этого термина значительно шире… — начала было она и умолкла.
— Тебе нельзя говорить об этом? — догадался я. Она кивнула. — Я понял. Не расстраивайся, дорогая. — Я стиснул ее в объятиях. — А как они наблюдают за Адамом? Способны ли они оценить, насколько хорошо он справляется со своими обязанностями?
— Мы думаем, что они делают выводы на основе тех разрушений, которые мы вызываем, проходя сквозь время и его историю, — сказала она. — По всей видимости, у них нет возможности наблюдать за самим Адамом непосредственно. Если только ты и твои клоны специально с этой целью ими не засланы…
— Ты это себе окончательно в голову вбила, да? — Я покачал головой.
— Послушай, а не опасно ли то, что он шныряет туда-сюда по временной оси и перекраивает историю по своему вкусу? Так ведь вам в вашем далеком будущем недолго и в тыквы превратиться!
Она рассмеялась и сказала:
— Ну что ты, Вселенной это вреда не причинит. Она достаточно велика и способна вобрать, поглотить и скомпенсировать все. А ваша история — на самом деле всего лишь небольшой эпизод ее существования. И эпизод этот никогда не сможет стать настолько значительным, чтобы повлиять на развитие всей Вселенной. Однако в будущем кто-то, пристально этот эпизод изучая, сможет, видимо, сделать кое-какие догадки насчет того, как развивались «божественные».
— Но это будут всего лишь догадки, да и то весьма, как мне кажется, смутные. Ведь природа данного явления исключительно самобытна.
— Да, это, пожалуй, правда. — И она улыбнулась.
— Значит, я прав?
— Я этого не говорила.
— А тебе и не нужно говорить! Хотя мне и эчень интересно почему?
— А ты подумай.
— Хочешь их обмануть?
— Возможно.
— Ясно! Ты хочешь, чтобы они недооценивали — точнее, оценивали неправильно действия :воего «божественного» Адама, поскольку он сей-[ час готовит что-то такое, что ни в коем случае не 'должно стать им известно, чтобы они были совершенно к этому не подготовлены. Ах, хитрый дьявол!
Улыбка застыла на ее губах.
— Такая догадка достойна скорее народа мангустов или койотов! — сухо заметила она.
— Да ладно тебе! Ты же сама мне подсказала.
Ее язычок защекотал мне ухо.
— Верно. Но все-таки отдельные отвлекающие моменты…
— Слушай, я же не они, правда?
— Кто — «они»?
— Не мангуст, не койот!
— Вспомни, мы ведь уже исследовали ткани твоего тела и можем сказать совершенно определенно: ты самый обыкновеннный человек.
— Рад это слышать.
— А мог бы и огорчиться. Между прочим, оба вида этих существ обладают массой достоинств. У людей многих из них нет и в помине.
— Надеюсь, ты не перестанешь меня из-за этого любить, а? — спросил я, и она вдруг расслабилась и потерлась о мою щеку.
— В отличие от некоторых, я верю в возможность межвидовой любви, — заявила она. — Но я уверена: ты смог бы завоевать мое сердце и будучи койотом! А вот если бы ты был мангустом… Не знаю.
— А какое отражение это могло бы найти в мировой литературе! Два благородных дома — Змеи и Мангуста — заклятые враги, разумеется… Сцена первая: входят прелестная девушка-змея и живой энергичный юноша-мангуст…
— Глория и Альф — две слившиеся звезды! — воскликнула она. — Слушай, мне прямо-таки видится трагическая сцена в гробнице, когда ты насильно открываешь мне рот и пытаешься поранить себе губы моими ядовитыми зубами. И смертельный поцелуй этот длится бесконечно долго, пока аудитория не осознает, что ты лежишь со мною рядом мертвый. А я, проснувшись всего лишь на мгновение позже, подношу руку к губам и сама себя кусаю…
— Так у тебя действительно есть ядовитые зубы? Она засмеялась свистящим смехом, переходящим в шипение.
— Альф! Да ты весь побледнел, дорогой! Позволь же своей милой иметь хоть какие-то секреты, а если тебе следует ее бояться — так бойся же ее!
Ее зубы впились мне в ухо. Я поморщился.
— Я ведь всегда был добр к тебе, не правда ли?
— Пока что да, — сказала она.
— Надеюсь, ты не просто подчиняешься приказу присматривать за мной, а?
— Мы давно уже перешли те границы, что были определены для меня приказом, — заметила она. — Сперва, правда, меня это немного беспокоило… но какого черта! Я же все равно выполняю данное мне поручение — так или иначе. Поцелуй же меня, человечек!
34 
