–.Мы держим здесь всех, кого только можно, – тут НУ. не так тоскливо. В сущности, у большинства просто жуткие синяки. Но больных с серьезными повреждениями отправляем сразу в приемный покой.
…Как ту женщину два дня назад – муж приложил к ее лицу раскаленный утюг, предварительно стукнув тем же утюгом по затылку. Он почти убил ее, но бедняжка была так забита, что не соглашалась подавать в суд. Власти отобрали у них детей и отправили в приют. Что же касается женщины, то, чтобы спастись, она должна была по-настоящему этого хотеть, а у большинства недоставало мужества. Насилие делает человека отчаянно одиноким. Заставляет скрываться от всех и вся, и даже от тех, кто искренне желает помочь, – это Грейс знала по собственному печальному опыту…
Потом сестра Евгения повела Грейс к детям, и через минуту девушку облепили малыши. Она тотчас же принялась рассказывать им сказки, вплетать ленточки в косички, завязывать шнурки, а детишки наперебой рассказывали, кто они и откуда и что с ними случилось. Некоторые молчали. У них от рук родителей погибли братишки или сестренки. А матери у многих находились наверху, избитые так, что не в силах были шевельнуться, – мучимые жгучим стыдом, многие женщины не могли в глаза взглянуть родным детям. Словно чума разъедала эти семьи, калеча навсегда людские души. И Грейс с болью осознавала, сколь немногие из этих малышей вырастут нормальными людьми и сохранят способность доверять.
Она ушла из приюта лишь в начале девятого вечера. Отец Тим стоял в дверях, беседуя с полицейским. Тот только что привел десятилетнюю девчушку, зверски изнасилованную родным отцом. Для Грейс видеть подобное было свыше ее сил… ей было по крайней мере тринадцать… но она нагляделась в госпитале Святой Марии и на совсем крошечных детей, над которыми в извращенной форме надругались их отцы.
– Трудный денек? – сочувственно спросил отец Тим, простившись с полицейским.
– Удачный денек, – улыбнулась Грейс.
Большую часть времени она провела с детьми, а последние несколько часов – в женской палате, разговаривая с пациентками, терпеливо выслушивая их страшные повествования, пытаясь помочь им найти в себе мужество, чтобы совершить то единственное, что могло стать их спасением. Никто не смог бы сделать это за них. Полиция могла помочь. Но спасаться они должны были только сами. Возможно, говорила себе Грейс, если она сумеет докричаться до них, то им не придется пройти тот страшный путь, что выпал ей самой. Им не придется пройти через застенки, чтобы стать свободными. Только так могла она платить свои неоплатные долги, только так искупить хотя бы отчасти тот грех, которого никогда бы не простила ей покойная мать. Но тогда у нее не было выбора, и она не жалела ни о чем. Она просто не хотела, чтобы кто-нибудь еще заплатил такую страшную цену за свою свободу.
– У вас здесь просто прекрасно все устроено, – сделала она комплимент отцу Тиму. Ей нравилось здесь, пожалуй, даже больше, чем в госпитале Святой Марии. Здесь было душевнее и теплее.
– Мы всем обязаны людям, работающим здесь. Ну как, нам удалось тебя заинтересовать? Ты придешь снова? Сестра Евгения говорит, что ты просто великолепна.
– Ничуть не лучше ее самой. – Монахиня трудилась целый день не покладая рук, как, впрочем, и все остальные. Ей тут нравилось все. – Теперь меня ничто не удержит. – Еще бы, ведь она уже пообещала прийти дважды на неделе, а еще в воскресенье. – В День благодарения я тоже могу работать.
– Так ты не едешь домой? – Он изумился. Девушка все-таки чересчур молода, чтобы быть совершенно самостоятельной.
– У меня нет дома, куда я могла бы поехать, – без колебаний отвечала Грейс. – Но это не так уж печально. Я привыкла.
Отец Тим кивнул, пристально глядя ей в глаза. В них он прочел многое, о чем она не рассказала.
– Мы все будем тебе очень рады. – На праздники в неблагополучных семьях всегда случались катаклизмы, и количество поступающих в приют обычно удваивалось. В квартале будет сущий зоопарк.
– Я приду. Увидимся на следующей неделе, святой отец. – Она уже договорилась с сестрой Евгенией, что они будут работать в паре, и Грейс очень радовалась, что попала сюда. Это было именно то, чего ей хотелось.
– Господь да благословит тебя, Грейс, – сказал на прощание отец Тим.
– И вас, святой отец, – отозвалась девушка.
Обратная дорога была долгой и опасной – Грейс лавировала между пьяными бездельниками и шлюхами, ищущими клиентов. Но никто не пристал к ней, и уже через полчаса она шла по Первой авеню, направляясь домой. Она была утомлена, но чувствовала себя словно возрожденной – ее согревала мысль, что ее страшный опыт может быть хотя бы кому-то полезен. Для Грейс это означало, что ее страдания не были напрасны.