Глава 28

Маленькая рождественская елочка мерцала на карточном столе, словно освещая Рафаэллу и Джона Генри. Они разделывались с индейкой, держа на коленях слишком надоевшие всем в этом доме подносы. Он был сегодня совсем тихим, и Рафаэлле подумалось, что праздник скорее угнетал его, напоминая о былых катаниях на лыжах в дни его юности, об их рождественских каникулах вместе с Рафаэллой или о тех годах, когда его сын был маленьким и фойе на первом этаже украшала огромная елка.

– Джон Генри… дорогой, ты хорошо себя чувствуешь? – Она наклонилась к нему, и он молча кивнул. Он думал об Алексе и их разговоре. Что-то было явно не так, но в последние месяцы ему так нездоровилось, что он почти не обращал внимания на состояние Рафаэллы. Ей всегда удавалось его одурачить: в своем стремлении поддержать его настроение она искусно прятала свои переживания. Он со вздохом откинулся на подушки.

– Я так от всего этого устал, Рафаэлла!

– От чего, от Рождества? – удивилась она. Комнату освещали только елочные гирлянды, но, возможно, его раздражало бы яркое освещение.

– Нет, от этого всего… от жизни… от обедов… от новостей, в которых нет ничего нового. Я устал дышать… разговаривать… спать… – Он быстро взглянул на Рафаэллу, глаза его были грустны.

– А от меня ты еще не устал? – Она улыбнулась и наклонилась к нему, чтобы поцеловать, но он отвернулся.

– Не надо… – глухо произнес он, уткнувшись в подушку.

– Джон Генри, что случилось?

Рафаэлла была удивлена и обижена, и он медленно повернулся к ней.

– И ты еще спрашиваешь? Как ты можешь… так жить?.. Как ты можешь это выносить? Иногда… я думаю о стариках… которые умирали в Индии… а их молодые жены… должны были всходить на погребальный костер… Я ничем не лучше, чем они…

– Замолчи. Не говори глупостей… Я люблю тебя…

– Значит, ты ненормальная, – не на шутку рассердился он. – Но если ты и чокнутая, то я – нет. Почему ты никуда не уезжаешь? Отдохни… сделай что-нибудь, Бога ради… Но только не прожигай свою жизнь, сидя возле меня… Моя жизнь кончилась… – Его голос стал совсем тихим. – Моя жизнь кончилась. И она была бесконечно долгой.

– Неправда.

Она пыталась его утешить, но слезы застилали ей глаза. Один его вид раздирал ее сердце на части.

– Правда-правда… и ты должна… смириться с этим… Я умер… уже много лет назад… Но хуже всего то… что я убиваю тебя… Почему бы тебе не съездить развеяться в Париж?

Ему очень хотелось знать, что произошло между ней и Алексом, но он ни о чем не спрашивал. Он не хотел показывать, что обо всем осведомлен.

– Почему именно в Париж? – удивилась она.

Поехать к отцу после всего того, что произошло между ними летом? Даже мысль об этом ей невыносима.

– Я хочу… чтобы ты уехала… на некоторое время… – настаивал Джон Генри.

Она решительно покачала головой:

– Я не поеду.

– Нет, поедешь.

Они препирались точно дети, но это их совсем не развлекало.

– Не поеду.

– Черт, я хочу, чтобы ты куда-нибудь уехала!

– Хорошо, тогда я схожу прогуляться. Но это и мой дом, и ты не можешь меня просто так выгнать. – Она взяла у Джона Генри поднос и поставила его на пол. – Я просто тебе надоела. – Но он не обратил внимания на озорной огонек, мелькнувший в ее глазах, когда она пошутила: – Просто тебе нужна новая сиделка, более сексуальная.

Но он лежал, сердито сверкая глазами, в последние дни он стал ужасно несговорчивым брюзгой.

– Не болтай чепухи!

– А я и не болтаю, – мягко ответила она, наклоняясь к нему. – Я люблю тебя и не хочу никуда уезжать.

– Зато я хочу, чтобы ты уехала!

Она отодвинулась от него, он посмотрел на нее, помолчал и тихо проговорил:

– Мне хочется умереть. – Он продолжал с закрытыми глазами: – И это все, чего я хочу. И почему только… Господи, почему я все еще живу? – Он открыл глаза и посмотрел на нее. – Ответь мне. Где же справедливость? – Он как будто обвинял Рафаэллу.

– Почему я не умираю?

– Потому, что ты нужен мне, – мягко сказала она, но Джон Генри покачал головой и снова отвернулся.

  89