Особенно,... 
90 
— Крысы вам тут не попадались?
Дьюкейн панически боялся крыс. Сейчас он шел за Макрейтом, едва не наступая ему на пятки, но так, чтобы все же не касаться его.
— Один раз видел, сэр, да какую здоровенную! И мистер Эр много раз их видел. Просил достать жестяных коробок из-под печенья для своих причиндалов. Опасался, как бы крысы их не сожрали, ага. Здесь, сэр, опять налево.
— Вы уверены, что знаете дорогу?
— Очень даже уверен, сэр! Жутковато тут, правда? Просто-таки, думается, катакомбы! Вы не подержите пока фонарик, — я должен взять второй ключ!
Они подошли к закрытой двери. Дьюкейн крепко сжал в руке фонарь. Почудилось ему, что батарея заметно сдает? Он навел фонарик на массивную черную, добротно покрашенную дверь, осветив склоненную к замочной скважине золотисто-рыжую голову Макрейта. Вблизи, на свету, волоски на этой голове блестели, словно жарко начищенная медная проволока. Дверь бесшумно отворилась.
— Порядок! Давайте фонарик, сэр.
— Ничего, я подержу фонарь.
Макрейт вошел в дверь; Дьюкейн, осторожно ступая, последовал за ним. Внутри застоялся тошнотворный запах.
— Ну вот и прибыли, сэр, — что называется, в святая святых!
Дьюкейн повел фонариком, освещая помещение, но первое, что он увидел, был Макрейт. И заново поразился яркости этой рыжей шевелюры. Водянисто-голубые глаза ответили ему немигающим взглядом. На секунду воцарилось молчание. Затем Дьюкейн двинулся осматривать комнату. Откуда-то возникла несуразная мысль — этот субъект может убить меня здесь, и никто никогда не узнает. Он старался не поворачиваться к Макрейту спиной.
Комната представляла собой простой пятнадцатифутовый куб с бетонным полом. Одна стена казалась оклеенной беловатой бумагой, остальные стены и потолок были из красного кирпича. Тройка черных труб огибала угол потолка и исчезала в стене. Смутно виднелись столы на козлах и табуретки, напомнив Дьюкейну обстановку далекого военного времени — в каких-то блиндажах, в караульных… Он с первой минуты не сомневался, что это странное помещение неким образом связано с войной, с чем-то секретным, негласным, ушедшим в небытие.
— Зажечь свечки, сэр? Вам будет при них виднее. Да и фонарик побережем. А то он, похоже, скоро сядет.
Макрейт сунулся в угол комнаты и с лязгом открыл металлический ларец. Чиркнула спичка. Пламя свечи осветило Макрейтову шевелюру, меловую белизну его щеки и — богато изукрашенный серебряный подсвечник, держащий свечу. У Дьюкейна невольно вырвалось восклицание.
— Красивый, — правда, сэр? У мистера Радичи здесь было много добра, я вам покажу. Можно уже погасить фонарик, сэр.
На грубо сколоченном столе в углу теперь горели четыре свечи в одинаковых серебряных держателях. Дьюкейн подошел рассмотреть подсвечники. Каждый стоял на четырех серебряных шарах, вложенных в драконьи лапы, по всему толстому стволу извивались выгравированные драконы.
— Здорово, да? — сказал Макрейт. — Мистер Радичи говорил, китайские. А вы еще вот на что взгляните!
Он вынул и держал в поднятых руках серебряный позолоченный потир, усыпанный крупными — и, по всей видимости, драгоценными — камнями. Дьюкейн взял у него чашу и осмотрел ее. При тусклом освещении и его слабой осведомленности по части драгоценных камней трудно было с уверенностью сказать, настоящие ли они. Но выглядел потир богато, хотя и несколько аляповато.
— Не грех нам, сэр, и горло промочить!
Макрейт неожиданно плеснул в чашу вина из извлеченной им откуда-то бутылки. Дьюкейн поспешно поставил чашу на стол.
— Да вы не сомневайтесь, сэр! Оно не прокисло! Вполне можем устроить здесь себе пирушку. Не помирать же с голоду! Глядите, и хлеб этот чудной имеется, и орехи, — мистер Эр страсть как любил грецкие орехи…
Макрейт вынимал и раскладывал на столе содержимое жестяных коробок. Дьюкейн увидел отсырелые ломти черного хлеба и орехи, на жилистой скорлупе которых слегка зеленела плесень. Черный хлеб для черной мессы… Дьюкейну вспомнилось, что грецким орехам приписывают магические свойства, поскольку их двойная внутренность похожа на полушария человеческого мозга.
Макрейт колол орехи серебряными щипцами.
— Вот, сэр, держите половинку. Они внутри совсем хорошие.
Дьюкейн почувствовал, как ему суют в руку сухой, морщинистый комочек. Он отпрянул назад. Ни при каких обстоятельствах нельзя было разделить с Макрейтом грецкий орех. Это тоже несло в себе определенное значение, Дьюкейн только запамятовал какое.
90 
