И все же эти конфронтации в ванной ввергают меня в уныние.
Я отправляюсь в «Бенни», полагая, что, возможно, Ральф Пакер, спорщик, устроил там показательный суд или формулирует какие-нибудь изречения. Но в «Бенни» непривычно пусто, и я, воспользовавшись тишиной, делаю бессмысленный звонок в женское общежитие «Флора Маклей-Холл».
— Какой этаж? — хотел кто-то знать, и я принялся размышлять, на каком же этаже может жить Лидия Киндли. Высоко, под самой крышей, где птицы вьют гнезда?
Набираются разные добавочные номера. Девица подозрительным голосом произнесла: —Да?
— Лидию Киндли, пожалуйста, — попросил я.
— Кто звонит? — хотели знать на том конце провода. — Это ее сестра по этажу.
Сестра по этажу? Вешая трубку, я представил себе «братьев по стенам», «отцов по дверям», «оконных матерей» и написал на штукатурке рядом с писсуаром: «Флора Маклей оставалась девственницей до конца».
В отхожей кабинке, похоже, кто-то попал в беду. Из-под двери выглядывают плетеные сандалии, фиолетовые носки, пара спущенных расклешенных штанин и… явно, беда.
Кто бы он ни был, он плакал.
Да, я знаю, как больно бывает писать, поэтому я могу посочувствовать. Вместе с тем мне не хотелось бы вмешиваться. Может, я смогу купить ему пиво в баре, просунуть под дверь, сказать, что это от меня, и по-быстрому уйти.
В унитазе спускается вода — знаменитые само-спускаюшиеся унитазы «Бенни». В целях экономии воды, как утверждает молва, они снабжены электрическим таймером, чтобы спускать воду во всех унитазах одновременно. Мне пришло в голову, что я присутствую при этом редком моменте!
Но человек в кабинке тоже слышит этот звук; он почувствовал, что тут кто-то есть, и перестал плакать. Я попытался отойти к дверям на цыпочках. Его голос слабо донесся из кабинки:
— Пожалуйста, скажите мне, уже стемнело?
—Да.
— О господи, — простонал он.
Внезапно на меня напал страх! Я оглянулся в поисках кого-то. Кого? Заглянул снизу под дверь кабинки — там прятался мокрый мужчина.
— Кто это был? — спросил я его.
Дверца кабинки открылась, рванув вверх его клеши. Это был худой, смуглый юноша из тех, что могут быть поэтами и иметь склонность носить одежду бледно-лилового цвета; студент, подрабатывающий в; книжном магазине Рута, он может оказаться как великолепным любовником, так и гомосексуалистом, а может, и тем и другим одновременно.
— Господи, они ушли? — спросил он. — О, большое вам спасибо. Они велели мне не выходить, пока не стемнеет, но здесь нет окон.
Взгляд на него вблизи выявил, что он был жестоко избит. Они набросились на него в мужском туалете, заявив, что его место в женском, а не тут. Потом они выпачкали его в моче, натерли нос твердым дезодорантом, ободравшим ему лицо и вызвавшим жгучую боль, как если бы его драили пемзой. От него исходила ужасная смесь запахов; в его кармане оказалась разбитая бутылка туалетной воды «Леопардиха». Если духи вылить в уборную, то и тогда нельзя было бы получить более отвратительного запаха.
— Господи, — сказал он. — Так вышло, что они не ошиблись. Я голубой, но я мог им и не быть. Я хочу сказать, они не знали, кто я такой. Я просто зашел отлить. Это же естественно, разве нет? Я хочу сказать, что я не пристаю к парням в мужском туалете. У меня есть все, что мне нужно.
— А как насчет туалетной воды?
— Они даже не знали, что она у меня есть, — ответил он. — Господи, она не для меня. Это для девушки — моей сестры. Мы вместе живем. Она позьонила мне на работу и попросила купить ей какую-нибудь по дороге домой.
Ему было больно идти — они действительно разделали его под орех, — поэтому я сказал, что помогу ему выбраться отсюда.
— Я живу неподалеку, — вздохнул он. — Вам не нужно идти со мной. Они могут подумать, что вы тоже такой.
Но я проводил его, поддерживая под руку, мимо косящихся парочек у двери. Полюбуйтесь на двух дружков! Один из них выжрал бутылку духов, а затем обоссал свои штаны!
Сам Бенни занял позицию у стойки бара с блестящими глиняными кружками, делая вид, будто его ничто не касается.
— Твои унитазы спустило разом, Бенни, — заявил я ему. — Поставь галочку в календаре.
— Спокойной ночи, мальчики, — откликнулся Бенни, и тщедушный художник за угловым столиком ткнулся носом в свое пиво, потопив в нем момент, когда мы миновали двери.
— Я знал, что в Айове может быть плохо, — пожаловался мне гомик, — но мне и в голову не приходило, что будет так ужасно.