Жанна едва пришла в себя только тогда, когда Бартелеми за руку вывел ее из церкви и гости стали ее обнимать. Среди них был прелестный юноша, очень похожий на Бартелеми. Это оказался Годфруа де Бовуа. Надменная блондинка, его сестра Батильда. Жанну вернули на землю лишь Гийоме и Сидони, кинувшиеся ей на шею и вручившие свадебный подарок — четки из перламутра и серебра. Госпожа Контривель, улыбаясь сквозь слезы, по-матерински обняла девушку. Жанна почти не разобрала, что прошептал ей отец Мартино.
Бартелеми провел молодую супругу в одну из зал дворца, где были уже накрыты два стола. Там король преподнес Жанне подвеску с большой жемчужиной. Не зная, как выразить свою благодарность, она поцеловала его руку, что было вовсе не по этикету. Король сказал, что она стала ему как дочь и воплощает Францию его мечты.
Карл пригласил молодых к своему столу и усадил от себя по левую руку. Справа расположились отец Эстрад, придворный священник и отец Мартино.
Со своего места Жанна могла видеть Гийоме и Сидони, которых ужин у самого короля приводил в совершенный восторг, и суконщицу, не сводившую с нее глаз. Что ж, они стали ее новой семьей, и она видела, как приятно им смотреть на нее. Тут Жанна окончательно спустилась с небес на землю.
Ужин тянулся бесконечно, и Жанна не знала, куда себя девать. Не могло быть и мысли о том, чтобы встать раньше короля. Наконец, молитвы ее были услышаны, и в пятом часу был дан сигнал к окончанию трапезы. Жанна хотела вернуться со своим мужем на улицу Галанд, но не тут-то было. Бартелеми объявил, что старое жилье для них слишком тесно. Но куда же они отправятся? В особняк Барбет на улице Фран-Буржуа, который король унаследовал от своей матери. Его величество специально для них велел протопить его и привести в порядок. Не имея сил спорить, Жанна последовала за мужем.
В тот вечер ей было не до роскоши старой королевской резиденции. Едва поднявшись наверх в отведенные им покои, Жанна разделась и улеглась в огромную кровать. Она закрыла глаза и тотчас уснула.
Когда Жанна проснулась, почувствовав желание выйти, она увидела обнаженного мужчину, который шумно посапывал подле нее. В подсвечнике горела свеча. Прихватив ее, Жанна отправилась на поиски чулана. В нем оказалось окно, в которое виднелось прозрачное летнее небо. Вдруг с окрестных колоколен прозвонили четыре раза.
Четыре часа! Господи, она проспала без просыпа десять часов! Но сон не проходил, и Жанна вернулась в постель с твердым намерением еще поспать. Улегшись, она едва успела подумать, что зовется теперь не Жанна Пэрриш, а Жанна де Бовуа, как сознание ее затуманилось.
Рано утром ее разбудил поцелуй. За ним последовали ласки. Они овладели друг другом, или, вернее, отдались друг другу.
— Ты словно само лето, — сказала Жанна.
— А ты как весна.
Вечером, когда супруги собрались удалиться к себе, под окнами раздались звуки дудок и тамбуринов. Голоса выкрикивали слова песенки, которую Жанна не могла разобрать за закрытыми окнами.
— Не подходите к окнам, дорогая. Этот жуткий гвалт только усилится, если они вас увидят.
— Что там такое?
— Эти фигляры прослышали о свадьбе и делают то, что велит обычай. Народ хочет, чтобы его мнение об этом союзе было услышано.
Несмотря на предупреждение, Жанна прошла по коридору и высунулась из окна в его дальнем конце. Она увидела на улице пару десятков людей, которые потрясали факелами и, похоже, от души веселились.
- Королевский кречет,
- У тебя коготок увяз в тесте,
- Ловкий кречет,
- Ты попался в силки к невесте!
Крикуны притопывали в такт песне, махали руками, ухмылялись и пели хором:
- Королевский кречет
- Поймал воробьишку,
- Ловкий кречет,
- Вот тебе и крышка!
Итак, кречет с коготком в тесте — это Бартелеми. Шум и гвалт развеселили Жанну. Народ насмехался над ним. Бартелеми со смущенным видом присоединился к Жанне. Балаган продолжался почти до полуночи, пока городская стража не положила конец забаве. Так народ брал свое у сеньоров. Люди давали понять, что от их взгляда не ускользает даже отпразднованная в узком кругу свадьба. У них в запасе всегда были песни.
На золотых крыльях пролетел август. Виноград налился соком, буйно цвели глицинии, клематисы и пассифлоры. Потяжелели колосья ржи, пшеницы и ячменя. Закраснели на деревьях яблоки.