очень нудно 
15 
Не успели взрослые оглянуться, как я схватил Маленькую Саломею за руку и побежал с ней прочь, где-то проскальзывая, кого-то перешагивая, и наконец мы оказались у края крыши.
Вдоль края шла невысокая стенка, ее хватало лишь на то, чтобы мы не упали…
И я снова увидел храм! Заполненные людьми городские крыши окружали его, вздымаясь и опадая на холмах и подступая к могучим стенам храма.
С улицы под нами доносилась музыка, я слышал, как люди пели, от костров поднимался дым, вкусно пахнущий съестным, и повсюду бурлила разноязыкая речь паломников — и внизу, и на крышах, — и этот гомон казался песнопением.
— Наш храм, — с гордостью произнесла Маленькая Саломея, и я кивнул. — Господь, создавший небеса и землю, обитает в храме, — продолжила она.
— Господь повсюду, — ответил я.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Он же в храме! Я знаю, что Господь везде. Но сейчас мы должны говорить, что он в храме. Ведь мы здесь, чтобы пойти в храм.
— Да, — согласился я и устремил взгляд на величественное строение.
— Чтобы быть со своим народом, он в храме, — настаивала Саломея.
— Да, — снова согласился я. — И… везде. — Я не сводил глаз с храма.
— Почему ты так говоришь? — спросила она.
Я пожал плечами.
— Ты сама знаешь, что это правда. Господь с нами, с тобой и со мной, прямо сейчас. Господь всегда с нами.
Она радостно засмеялась, и я тоже.
Дым от костров висел перед нами как полупрозрачное покрывало, и весь этот шум был как другое покрывало. От них мои мысли прояснились.
«Господь повсюду и Господь в храме».
Завтра мы войдем в него. Завтра мы войдем во двор внутри его стен. Завтра. А потом мужчины пойдут на первое окропление кровью красной телицы, готовясь к трапезе Песаха, во время которого они все вместе будут вкушать яства в Иерусалиме, чтобы вновь отпраздновать наше возвращение из Египта много лет назад. Я останусь с детьми и женщинами. А Иаков пойдет с мужчинами. Мы будем смотреть с нашего места, но все равно внутри стен храма. Будем близко к алтарю, где принесут в жертву агнца. Будем рядом со Святилищем, куда может входить только первосвященник.
Прежде всего нам рассказывали про храм и Закон. Про храм мы знали все. И Закон выучили наизусть. Нас учили дома Иосиф, Алфей и Клеопа, а потом в школе — учитель.
Стоя посреди шума Иерусалима, я ощущал внутри себя покой. Похоже, Маленькая Саломея чувствовала то же самое. Мы стояли рядом, не разговаривая и не двигаясь, и все эти слова, смех, детский плач и даже музыка некоторое время нас не касались.
Потом к нам подошел Иосиф и повел обратно к семье.
Женщины как раз вернулись с улицы и принесли купленную там еду. Настало время всем собраться и помолиться.
Иосиф взглянул на Клеопу, и впервые я увидел скользнувшую по его лицу тень беспокойства.
Дядя все еще ссорился со своей женой из-за воды. Он никак не хотел ее пить. Я присмотрелся к нему и понял, что он не осознает, что делает. У него что-то случилось с головой.
— Иди сядь рядом со мной! — крикнул он мне.
Я послушался и устроился справа от него, скрестив ноги. Мы все сидели очень плотно. Маленькая Саломея разместилась по левую руку от отца.
Клеопа сердился, но ни на кого в отдельности. Вдруг он спросил:
— А когда мы пойдем в Иерусалим? Кто-нибудь помнит еще, что мы собирались в Иерусалим?
Все очень испугались. Моя тетя не выдержала и вскинула в отчаянии руки. Маленькая Саломея притихла и боязливо взглянула на отца.
Клеопа огляделся и понял по лицам окружающих, что сказал что-то не то. И вдруг снова стал самим собой, раз — и все. А потом взял чашку с чистой водой и припал к ней. Напившись, он глубоко вздохнул и посмотрел на свою жену. Тетя приблизилась к нему. Возле нее села моя мама и обняла ее. Тете нужно было поспать, но сейчас она не могла лечь.
Похлебка оказалась горячей, только что с огня. Я понял, что страшно голоден. Хлеб тоже был еще теплый.
Наконец мы приготовились благословить нашу пищу. Это будет нашей первой молитвой, произнесенной всеми вместе в Иерусалиме. Я склонил голову. Молитву повел Зебедей, как самый старший, на наречии нашей семьи. Слова немного отличались от тех, что я знал, но все равно молитва была хорошей.
После молитвы мой родич Иоанн бар Захария уставился на меня с таким видом, как будто он знал нечто очень важное, но ничего не сказал.
И вот мы смогли окунуть хлеб в похлебку. Она была удивительно вкусной — не просто бульон, а густая наваристая смесь из чечевицы, мягких разваренных бобов, перца и специй. А еще после острой похлебки нам дали погрызть сушеные фиги, и мне они очень понравились. Я ни о чем не думал, кроме еды. Даже Клеопа поел немного, чем всех порадовал.
15 
