— Я верю, что они счастливы. Если ты это хотела сказать — все верно. И я хочу, чтобы их счастье продолжалось. Если ты это хотела сказать — тоже верно.
— А ты уверен, что Саймон — гомосексуалист? — Да.
— Что ж, он твой брат: тебе виднее.
— Я и Акселя знаю очень давно. Сначала студентом, потом сослуживцем по департаменту. И я почти не сомневаюсь, что у этой пары все в порядке.
— А где Аксель познакомился с Джулиусом?
— Они в одно время учились в аспирантуре. Мы тогда все втроем были в Оксфорде.
— Как странно, я и забыла, что Джулиус оксфордец. В нем столько экзотического, иностранного. Но какой скрытный Аксель: ни разу не упомянул об этом знакомстве. Похоже, все голубые немножко себе на уме.
— Душечка Хильда, гомосексуальность вовсе не формирует всех черт характера. Аксель из тех, кто чаще молчит. А эта тема почему-то не всплывала. Да, Аксель у нас молчун. Вот Саймон — болтунишка. Кстати, он приходил сегодня плавать?
— Да, поплескался вволю как раз перед ланчем. Мы немного поговорили. Приятно, что теперь, благодаря бассейну, Саймон приходит чаще.
— Он понял, что они приглашены сегодня вечером?
— Разумеется. Но они, как всегда, опаздывают.
— Не забыть посоветоваться с ним о переоборудовании ванной.
— Его вкусы по части убранства ванных достаточно странные для специалиста по восемнадцатому веку. Милый старина Саймон. Помнишь, как дивно они смотрелись с Морган в день нашей свадьбы? Прямо не верится, что и впрямь прошло двадцать лет, да, милый?
— Они были еще детьми. А ты уже строила планы их поженить.
— Конечно. Ведь это были моя сестра и твой брат. Немного отдает кровосмесительством, но вообще было бы славно.
— А они в самом деле ладили друг с другом.
— Да. Но однажды, позднее, я расспросила Морган, о чем это они так таинственно шепчутся, и выяснилось, что Саймон рассказывал ей о своих гомосексуальных подвигах. Думаю, секс был у них главной темой. Морган жаждала знать подробности. Подозреваю, ей и самой пришлась бы по душе роль авантюрного юнца, из тех, что высматривают себе пару около «Пикадилли-Кольцевой».
— Хильда!
— Руперт, будь добр, вызволи этого шмеля из бассейна. Спасибо. Насекомым следовало бы иметь лучший инстинкт самосохранения. Надеюсь, наш ежик не свалится в воду. Как ты думаешь, есть у ежиков здравый смысл? Скажи, это гадко, что мы пьем шампанское, не дожидаясь гостей?
— Вовсе не гадко. Нам позволено все.
— Наверное, это нечестно быть такими счастливыми?
— Совсем напротив. Это большая честь.
— Расположиться, словно дома, на блаженных небесах?
— Да, стать законными небожителями.
— Но разве это не делает нас чуть-чуть эгоистами?
— Делает. Но давай простим себе это. Во всяком случае сегодня.
— Принято. Руперт, это ведь потрясающе, что после стольких лет тебе все еще нужна только я. Почти все твои сверстники бегают за молоденькими, а ты не прячешь обручального кольца и продолжаешь писать мне любовные письма.
— Не менее потрясает и то, что ты бережешь их.
— И ведь я старше тебя…
— Не думай об этом, Хильда. Вовсе не старше.
— А ты не забыл в этом месяце послать взнос в «Помощь Оксфорда голодающим»?
— Мне ясен ход твоих мыслей. Нет, не забыл.
— Конечно, ясен. Глупо, наверно, испытывать чувство вины оттого, что тебе повезло.
— Еще шампанского, дорогая? Какая все же немыслимая жара. Я просто взмок. Пью слишком много, а, Хильда?
— Мы оба перебарщиваем с выпивкой. И, конечно, это не прибавляет стройности. Я так надеялась на бассейн…
— Плавание освежает душу, но, боюсь, не спасает талию. Как бы там ни было, спиртное помогает при бессоннице. Какое счастье, что я счастлив. Будь это иначе, бессонница стала бы сущим кошмаром.
— Какое дивное солнце. Руперт, я рада, что мы не поехали в Пемборшир.
— Ну нет, в коттедже сейчас славно. Хотя и здесь, в саду, сегодня — словно за городом.
— Глупо было, наверное, приглашать Саймона с Акселем на этот вечер.
— Почему же? Прекрасный повод, чтобы собраться всей семьей.
— Аксель противник семей. Он из тех голубых, кто предпочитает не вспоминать о естественных отношениях.
— Но не мог же я пригласить Саймона одного! Они супруги-неразлучники.
— Мне кажется, Акселю неприятно видеть нормальную счастливую семью. Он предпочел бы, чтобы все мужчины бросили всех женщин.