— Должна пролиться кровь, — громко произнес глухой голос за колонной. — Простите, не вижу другого выхода.
— Чья кровь должна пролиться, Скаугал? — мягко спросил Ритчи-Смоллет. — Когда, где и почему, Скаугал?
— Извините, если кого-нибудь расстроило мое замечание, — продолжил глухой голос, — прошу прощения. Но должна пролиться кровь, другого средства не вижу.
Добравшись до выхода, Ланарк нырнул под притолоку и закрыл за собой дверцу.
Глава 37
Появляется Александр
Не найдя выключателя, Ланарк в темноте поднялся по узкой винтовой лестнице почти до самого чердака и стал охлопывать стену. Наконец он наткнулся на грубую деревянную задвижку. Отодвинув ее, он с силой толкнул дверь и очутился под открытым небом, откуда смотрели звезды. То ли он попал не на ту лестницу, то ли не в ту дверь, но сейчас он стоял в желобе между двумя смутно различимыми скатами крыши. Судя по кухонным шумам — журчанию воды и звяканью посуды, — чердак находился неподалеку. Желоб явно тоже использовался для прохода, поэтому Ланарк двинулся на шум и уперся в каменный парапет, за которым виднелась внизу городская площадь. Если не считать двух крохотных фигурок, ее пресекавших, там было безлюдно. На противоположной стороне стояли обычные старые дома, с лавками в первом этаже и квартирами наверху; кое-где за занавесками горел свет. От этого у Ланарка сделалось уютно и приятно на душе, и он растерялся. Других городов, кроме Унтанка, он не помнил, однако всегда стремился в более светлое место; почему же сейчас ему понравился вид этих окон? Отчетливо слышались голоса с перекрестка. Не менее отчетливо звучали кухонные шумы, которые доносились из двери в выступе крыши за спиной у Ланарка. Он постучал, и тут же дверь открыла Фрэнки. От радости Ланарк схватил ее за талию и поцеловал в удивленный рот. Чуть погодя Фрэнки отпихнула его, проговорив со смехом:
— Ну что, весь на иголках?
— Как она?
— Когда я уходила, она спала, но я все же послала на всякий случай за сестрой.
— Спасибо, Фрэнки, ты хорошая девочка.
Миновав ряд арок, Ланарк осторожно вошел в ярко освещенный отсек. Рима мягко улыбнулась ему с подушки. Ланарк бросил: «Привет» — и присел на корточки на мягкой подстилке у кровати. Рима шепнула:
— Схватки начались.
— Отлично. Скоро придет сестра.
Ланарк нащупал под одеялом ладонь Римы. В отсек деловым шагом вошла плотная особа, смерила Ланарка хмурым взглядом и, улыбаясь во весь рот, склонилась над Римой.
— Значит, мы ждем малютку? — проговорила она громко и подчеркнуто членораздельно, как обращаются к слабоумным. — Малютку вроде той, какой вы сами родились в свое время у своей мамочки! Правда, прелесть?
— Я не собираюсь с ней разговаривать, — сказала Рима Ланарку. Она судорожно втянула ноздрями воздух и словно бы о чем-то задумалась.
— Все хорошо, — просюсюкала сестра. — Вам по-настоящему еще не больно, так ведь?
— Скажи ей, у меня болит спина! — огрызнулась Рима.
— У нее болит спина, — повторил Ланарк.
— А вам в самом деле хочется, чтобы муж оставался здесь? Некоторые мужчины очень-очень тяжело такое переносят.
— Скажи ей, пусть заткнется! — Чуть помолчав, Рима добавила злобно: — Скажи, я обмочила кровать.
— Это не то, о чем вы думаете, — пояснила сестра. — Вполне естественная вещь.
Она перевернула матрас и сменила простыню, а Рима тем временем, закутавшись в одеяло, устроилась на подстилке.
— У меня будет девочка, — проговорила она.
— Вот как, — откликнулся Ланарк.
— Я не хочу мальчика.
— Тогда я хочу.
— Почему?
— Кто бы ни появился, хоть один из нас будет ему рад.
— Не можешь не выставить меня неправой при первом удобном случае?
— Прости.
Она вернулась в постель, нахмурилась, скрипнула зубами и некоторое время, держа Ланарка за руку, старательно тужилась. Потом расслабилась и отчаянно выкрикнула:
— Скажи ей, пусть уберет боль у меня в спине!
— Если совсем худо, значит, скоро будет лучше, — утешила сестра. Она прихлебывала чай из фляжки-термоса.
— А! — прорычала Рима, отбросила ладонь Ланарка, стиснула кулаки поверх одеяла и, обливаясь потом, снова принялась тужиться.
Долгое время промежутки беспокойного отдыха чередовались с немыми упорными потугами.
Наконец Рима согнула ноги в коленях, раскинула их в стороны и резко спросила: