35 
У себя в комнате она села и стала думать, во всяком случае пыталась думать, а внутри у нее все клокотало: застарелая обида буквально сводила с ума. Это несправедливо, чего они от меня еще хотят?
Неужели она виновата в том, что Тим вырос таким жестоким по отношению к себе, к другим… к матери? Остальные трое как-то не так болезненно пережили переход от детства к юности. Были, конечно, и у них свои срывы, свои трудности, но взрывчатость Тима в этот период потрясла всех его близких. Они все понимали, эти современные вундеркинды, они не жалели слов, чтобы продемонстрировать свою эрудицию. Тиму они прилепили ярлык «кровожадный изверг», а Кейт считали его жертвой. Но ни равнодушия, ни попыток обойти инцидент молчанием – Кейт вновь и вновь возвращалась мыслями в былое, – ничего этого, слава богу, не было. В те годы, когда она особенно остро чувствовала, что всю жизнь обречена находиться в одной большой коробке с этими живыми вулканами – собственными детьми, она утешала себя мыслью: зато у нас в семье нет друг от друга секретов, все говорится начистоту, в глаза. Сравнивая свою семью с другими (не с Финчли, они вне сравнений, у них свои законы), она видела, что во всех семьях, где есть взрослеющие дети, можно наблюдать одну и ту же картину. Мать – родник, питающий все дела и начинания семьи; она всегда в центре, но как бы в противовес ей юные души, словно галька на песке во время шторма, собираются в свой лагерь. Неужели она переусердствовала, подавляя волю детей своим авторитетом, не давая им шагу ступить без ее опеки, как будто они совсем еще несмышленыши? Но, с другой стороны, кто, как не она, прилагая массу усилий, чтобы дети как можно раньше почувствовали себя свободными и независимыми, обращалась с ними как со взрослыми? Может быть, в этом и состоит ее ошибка, и в конечном счете права Мэри, которая никогда не задумывалась, как ей поступить в том или ином случае, – действовала по наитию, и все. Однако дело не в том, подавляла Кейт их личности или нет. Главное, что она слишком отдавала себя детям. Она слишком жила их интересами, растворилась в их жизни настолько, что дети перестали видеть в ней опору, на которую можно положиться. Но ведь в каждой семье есть еще мужчина, отец, который должен быть такой опорой для своих детей. Может быть, в конце концов Майкл был прав, а она, Кейт, не права, осуждая его: мера его участия в жизни детей была как раз такой, какая нужна. Так ли уж необходимо, чтобы мать превращалась в своего рода жернов, перемалывающий все, что попадается на пути? Оглядываясь назад, она видела, что всегда была в роли мальчика на побегушках, всегда была готова услужить, всегда оказывалась мишенью для критики, по капле отдавала свою кровь, чтобы насытить этих… извергов. Сравнивая свое отрочество с отроческими годами своих детей, Кейт не находила ничего общего… Конечно, у нее были близкие, очень доверительные отношения с матерью вплоть до ее смерти, за год до поездки Кейт в Лоренсу-Маркиш; то, что отца почти всю войну не было дома, особенно сближало мать и дочь; однако характер этих отношений в родительском доме был совсем иной, чем в ее собственном.
Какой смысл, однако, ворошить прошлое, переливать из пустого в порожнее… стараясь найти оправдание поступку сына? Она ведь действительно подавляла его волю.
Но вот что интересно: подобно тому как сейчас, сидя на залитом лунным светом балконе, она трезво оценивала свое положение, понимая, что стоит у края бездны под леденящим, пронизывающим ветром, который в конечном счете сдует с нее все – и плоть, и живость лица, и краски, – так и тогда она с самого начала сознавала, что отрочество последнего отпрыска в семье не будет безоблачным, хлебнет он в жизни горя. Конечно, только предчувствовать – недостаточно, иначе бы Тим не закричал на мать: «Отстань от меня ради всего святого, вздохнуть не даешь!»
А она всего лишь напомнила сыну, чтобы он не забыл что-то – что именно, она уже не может вспомнить… Если действительно ее слова послужили поводом для вспышки, то скорей всего дело было не в тоне, каким были сказаны эти слова, а в том, что за ними скрывалось, что именно он должен был не забыть?.. Теперь уж ей трудно припомнить, о чем шла речь, – забыла. Забыла, потому что не хотела помнить, умышленно поместив этот инцидент в один ряд с другими семейными событиями, хранившимися где-то на дальних полках памяти десять, пятнадцать, а то и все двадцать пять лет? Но ведь существовала же когда-то (или это опять каприз памяти?) некая девушка, у которой отбоя не было от поклонников и которая вышла замуж за ее Майкла. По истечении первого года совместной жизни из них получилась полная обаяния молодая пара.
35 
