109 
– Убери свою башку! Ты не можешь убить и мухи, жадный до денег, кретин!
– Нет, нет! – тут же вмешался Сульпиций, становясь между ними. – Уходи, Гай Флавий! Уходи! Не мешай управлять Римом тем, кто старше и лучше тебя.
Цезарь Страбон рассмеялся, Фимбрия ускользнул прочь.
– Неприятный тип, он молод, и от него можно ожидать чего угодно, – сказал Сульпиций. – Он никогда не забудет, что ты обвинял Вария.
– Я этому не удивляюсь, – ответил Цезарь Страбон. – Когда Варий умер, он потерял свой единственный источник средств к существованию.
Больше неожиданностей не было, и, как только все консульские и преторские кандидатуры были названы, все разошлись по домам и набрались терпения, чтобы дождаться прибытия консула Гнея Помпея Страбона.
Он не возвращался в Рим почти до самого конца декабря, а потом настоял на праздновании его триумфа до проведения всех выборов. То, что он откладывал свое появление в Риме, было следствием блестящей идеи, которая пришла ему в голову после захвата Аскула. Его триумфальный парад (а он, конечно, собирался праздновать триумф) оказался бы слишком бедным: ни трофеев, достойных показа, ни сказочных колесниц, изображающих страны и народы, незнакомые обитателям Рима. И по этому поводу у него и возникла блестящая идея. Он представит на своем параде тысячи италийских детей мужского пола! Его войска обшарили местность и к нужному времени собрали несколько тысяч италийских мальчиков в возрасте от четырех до двенадцати лет. Так что когда он ехал на своей триумфальной колеснице предписанным путем по улицам Рима, ему предшествовал легион волочащих ноги мальчишек. Вид был ужасный, хотя бы потому, что он означал, как много италийских мужчин потеряли свои жизни благодаря деятельности Помпея Страбона.
Курульные выборы были проведены всего за три дня до Нового Года. Луций Корнелий Сулла был избран старшим консулом вместе со своим младшим коллегой Квинтом Помпеем Руфом. Два рыжеволосых человека с двух концов римского аристократического спектра. Рим ожидал от вновь избранных перемен и надеялся, что хоть какой-то ущерб, нанесенный войной, будет возмещен.
Это был год шести преторов, что означало продление полномочий большинства губернаторов заморских провинций: Гай Сентий и его легат Квинт Бруттий Сурра оставались в Македонии; Публий Сервилий Ватиа и его легаты Гай Целий и Квинт Серторий – в Галлии; Гай Кассий – в провинции Азия; Квинт Оппий – в Киликии; Гай Валерий Флакк – в Испании; новый претор Гай Норбанус был послан в Сицилию, а другой новый претор, Публий Секстилий, – в Африку. Городским претором стал престарелый Марк Юний Брут. У него был сын, уже допущенный в сенат, но старик сам выдвинул себя кандидатом в преторы, несмотря на плохое здоровье, потому что, как он сказал, Риму нужны достойные люди на гражданской службе, многие достойные люди находятся на войне и не могут ее исполнять. Praetor peregrinus[41] стал плебей Сервилий из семьи Авгуров.
Рассвет Дня Нового Года выдался ярким и голубым, и предзнаменования ночного бдения были благоприятны. Это было и неудивительно после двух лет ужаса и страха, и весь Рим решил выйти и посмотреть на инаугурацию новых консулов. Всем было ясно, что полная победа над италиками близка, и многие надеялись, что новые консулы найдут теперь время заняться и ужасающими финансовыми проблемами города.
Вернувшись к себе домой после ночного бдения, Луций Корнелий Сулла надел тогу с пурпурной каймой и сам водрузил на голову свой Травяной венок. Он вышел из дома, чтобы насладиться новизной прогулки позади не менее чем двенадцати одетых в тоги ликторов; они несли на плече связки прутьев, ритуально перевязанных красными кожаными ремешками. Впереди шли всадники, которые были выбраны скорее в качестве эскорта, чем в качестве его коллег, а позади следовали сенаторы, включая дорогого друга Поросенка.
«Это мой день, – сказал он себе, когда огромная толпа разом вздохнула, а затем разразилась криками одобрения при виде Травяного венка. – В первый раз в жизни у меня нет соперников и нет равных мне. Я старший консул, я выиграл войну против италиков, на голове у меня Травяной венок. Я более велик, чем царь.»
Две процессии, начавшиеся у домов новых консулов, соединились у подножия Палатинского спуска, там, где стояли старые Мугонские ворота, память о тех днях, когда Ромул окружил стеной свой город Палатин. Отсюда шесть тысяч человек торжественным шагом прошли через Велию и вниз по Священному спуску на нижний конец форума. Большинство из них были всадники с узкой полосой – angustus clavus – на туниках, следовавшие за поредевшим сенатом позади консулов и их ликторов. Отовсюду раздавались крики зрителей; они усыпали фасады домов на форуме, откуда открывался хороший обзор, каждый пролет лестниц, ведущих на Палатин, все колоннады и ступени храмов, крыши таверн и лавок на Новой улице, лоджии больших домов на Палатине и Капитолии, обращенные к Форуму. Народ, народ, повсюду приветствующий человека в Травяном венке, хотя большинство из них он никогда не видал.
109 
