Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
201 
– Глупец! – в сердцах сказал Марий своему сыну, когда они шли в гавань. – Неужели здесь тебе было недостаточно обычных, доступных женщин? Зачем тебе нужно было похищать у Гиемпсала одну из его жен?
Молодой Марий улыбнулся, пытаясь выглядеть сокрушенным и обескураженным.
– Извини, отец, но она действительно была изумительна. И, кроме того, не я соблазнил ее, а она меня.
– Ты должен был отвергнуть ее, и ты сам это знаешь.
– Я пытался, – оправдывался молодой Марий, – но не смог. Она действительно была великолепна.
– Ты употребил правильное время глагола, мой сын – была. Эта глупая женщина лишится своей головы из-за тебя.
Прекрасно зная, что Марий просто раздражен тем, что им необходимо было двигаться дальше, молодой Марий продолжал ухмыляться. Судьба Саламбо не волновала ни одного из них, она сама знала, на что шла.
– Однако это тоже плохо, – попытался все же выразить хоть какое-то сожаление молодой Марий, – она действительно была…
– Прекрати! – резко оборвал его отец. – Если бы ты был поменьше или я хотя бы мог устоять на одной ноге, то другой дал бы тебе пинка, не говоря о том, что выбил бы зубы. Мы были так спокойны!
– Ударь меня, если хочешь, – отозвался молодой Марий, наклоняясь и дурашливо подставляя свой зад, пошире расставив ноги и опустив голову до колен. Чего ему бояться? Его преступление было такого сорта, какое отец всегда мог бы с удовольствием простить сыну, а кроме того, еще никогда в своей жизни молодой Марий не чувствовал на себе руку отца, только его ногу.
Вот и сейчас, Марий жестом подозвал преданного Бургунда, который обхватил его за талию, чтобы тот мог удержать равновесие. Подняв свою правую ногу, Марий со всей силой ударил тяжелым башмаком сына. То, что молодой Марий не потерял сознания, делало честь его выдержке, но боль была ужасной. Несколько дней после этого удара он страшно мучился, с трудом убеждая самого себя, что отец ударил его так сильно не с обдуманной злобой; что он сам просто недооценил отцовских чувств, связанных с его любовным приключением.
Из Икосия они отплыли на восток вдоль северо-африканского побережья и больше уже не приставали к берегу вплоть до нового места назначения Гая Мария – острова Церцина на African Lessen Syrtys.[66] Здесь, наконец, они нашли безопасную гавань, и здесь же жили несколько тысяч ветеранов из легионов Мария, ведя мирный образ жизни. Немного устав от выращивания пшеницы на небольших участках в сотню югер земли, седые ветераны приняли своего старого командира с распростертыми объятиями, много сделали для него и его сына, и поклялись, что захватят Рим, освободив его от Суллы, и тогда полководец сможет вознаградить их за верность ему и свободе.
Сильно беспокоясь о своем отце после того, как он наградил его таким жестоким ударом, молодой Марий наблюдал за ним крайне внимательно, с грустью приходя к выводу, что имеется множество доказательств разрушения его умственных способностей. И он удивлялся своему отцу и многое ему прощал, помня о том, кем он был, тем более что иногда Гай Марий собирался, напрягал всю свою волю и казался совершенно нормальным. Тому, кто не видел его слишком часто, или слишком близко, казалось, что с ним не происходит ничего плохого, за исключением временной потери памяти. Иногда еще он вдруг начинал смотреть вокруг с непонятным удивлением, или становился крайне рассеянным, если предмет разговора терял для него интерес. Мог ли он выдержать седьмое консульство? Молодой Марий сомневался в этом.
Глава 5
Альянс между новыми консулами, Гнеем Октавием Рузоном и Луцием Корнелием Цинной, в лучшем случае был нелегким, а в худшем случае оборачивался серией публичных споров и в сенате и на форуме, а весь Рим решал, кто из них оказывался победителем. Предыдущая и яростная попытка предъявить Сулле обвинение в perduellio больше не возобновлялась, после того как Помпей Страбон прислал Цинне короткое письмо. В нем он предупреждал, что если тот хочет оставаться консулом, а его «дрессированные» трибуны плебса хотят сохранить свои жизни, то следует оставить Луция Корнелия Суллу в покое и позволить ему отбыть на Восток. Зная о том, что Октавий был человеком Помпея Страбона и что все вооруженные легионы в Италии принадлежат двум верным сторонникам Суллы, Цинна имел тяжелый разговор со своими трибунами плебса – Вергилием и Магием, не желавшими прекращать борьбу. Цинна предупредил их, что если они не уймутся, он перейдет на другую сторону, вступит в союз с Октавием и выкинет их с форума и из Рима.
201 
