Особенно,... 
62 
Вместо того, чтобы объяснять жене хитрости Публия Рутилия Руфа, Сулла попросту отослал соответствующую часть его письма в Рим Элии, сопроводив запиской, где советовал ей поступить в точности так, как указывает Рутилий Руф, полагая, что она сама в этом разберется.
По-видимому, Элия без труда поняла свою задачу. Когда Сулла прибыл в Рим вместе с Луцием Цезарем, он застал в своем доме благоухание семейной гармонии, любящую и улыбающуюся дочь и приготовления к свадьбе.
– Все повернулось в точности так, как должно было быть по словам Публия Рутилия, – сказала счастливая Элия. – Молодой Марий был груб с ней при встрече. Бедняжка! Она пошла со мной в дом Гая Мария, снедаемая любовью и жалостью, уверенная, что молодой Марий прижмет ее к своей груди и разрыдается на ее плече. Вместо этого она застала его в ярости из-за того, что комиссия сената, занимавшаяся кадетами, приказала ему оставаться в штабе прежнего командования. Можно предположить, что командующим, который заменит Гая Мария, будет один из новых консулов, а молодой Марий ненавидит их обоих. Я думаю, что он просил направить его к тебе, но получил от комиссии очень холодный отказ.
– Но не такой холодный, как тот, который встретил бы его, если бы он пришел ко мне, – мрачно проговорил Сулла.
– Я думаю, что еще больше разозлил его тот факт, что никто не захотел взять его к себе. Разумеется, он объясняет непопулярностью своего отца, но в душе подозревает, что это следствие его собственных изъянов. – Элия приплясывала от своего маленького триумфа. – Он не хотел ни сочувствия Корнелии, ни девического обожания. И это – если верить Корнелии – показалось ей крайне отвратительным.
– Так, что, она решилась выйти замуж за Квинта Помпея?
– Не сразу, Луций Корнелий! Я позволила ей поплакать первые два дня. Потом я сказала ей, что судя по всему на нее больше не будут давить, заставляя выйти за молодого Квинта Помпея, и она спокойно может побывать на обеде в его доме. Просто посмотреть, что он из себя представляет. Удовлетворить свое любопытство.
– И что же произошло? – усмехнулся Сулла.
– Они посмотрели друг на друга и прониклись взаимной симпатией. За обедом они сидели напротив и беседовали, как старые друзья. – Элия была так довольна, что схватила мужа за руку и сжала ее. – Ты мудро поступил, не позволив Квинту Помпею увидеть нашу дочь в роли подневольной невесты. Вся семья в восторге от нее.
– Свадьба уже назначена? – спросил Сулла, вырвав у нее руку.
Элия кивнула, лицо ее померкло.
– Сразу же после завершения выборов. – Она посмотрела на Суллу большими печальными глазами. – Дорогой мой Луций Корнелий, почему ты не любишь меня? Я так старалась.
Выражение его лица стало мрачным, он отстранился от нее.
– Откровенно говоря, просто потому, что ты наскучила мне.
Сулла вышел. Элия стояла, почти спокойная, лишь ощущая, что ей испортили хорошее настроение. Он не сказал, что хочет развестись с ней. Черствый хлеб лучше, чем вовсе никакого.
Весть о том, что Эзерния в конце концов сдалась самнитам, пришла вскоре после прибытия Луция Цезаря и Суллы в Рим. Осажденный город буквально заморили голодом. Незадолго до капитуляции горожане съели всех лошадей, ослов, мулов, овец, коз, кошек и собак. Марк Клавдий Марцелл лично сдал город, а затем исчез – куда, не знал никто. Кроме самнитов.
– Он мертв, – сказал Луций Цезарь.
– Наверное, ты прав, – согласился Сулла.
Луций Цезарь, разумеется, возвращаться на войну не собирался. Его консульский срок подходил к концу, и он надеялся весной занять пост цензора, поэтому у него не было желания продолжать свою деятельность в качестве легата при новом главнокомандующем южного театра войны.
Новые плебейские трибуны были несколько сильнее, чем в предыдущие годы, хотя вследствие того, что весь Рим говорил о законе Луция Цезаря о признании гражданства, они были на стороне прогресса, и большинство их высказывалось в пользу терпимого отношения к италикам. Председателем коллегии был Луций Кальпурний Пизон, имевший второе имя Фругий, чтобы отличать его часть клана Кальпурниев Пизонов от тех Кальпурниев Пизонов, которые породнились с Публием Рутилием Руфом и носили второе имя Цезонин. Сильный человек с ярко выраженными консервативными симпатиями, Пизон Фругий, уже заявил, что будет принципиальным оппонентом двух наиболее радикальных трибунов плебса, Гая Папирия Карбона и Марка Плавтия Сильвания, если они попытаются игнорировать ограничения, заложенные в законе Луция Цезаря, и дать гражданство также и тем италикам, которые участвовали в войне. Он согласился не выступать против самого закона Луция Цезаря только после бесед со Скавром и другими уважаемыми им людьми. Интерес к событиям, происходящим на форуме, почти пропавший с началом войны, начал оживать; предстоящий год обещал волнующие политические споры.
62 
