Особенно,... 
68 
Светясь белизной, — правильно предполагал вчера за ужином Жоакин Сасса — поднялась с постели Мария Гуавайра и сказала так: Не хотела я вновь надевать свой темный вдовий наряд, но не успею найти ничего другого, работники мои скоро уж будут здесь. Она оделась, вернулась к кровати, склонилась над Жоакином, закрыла его лицо своими волосами, поцеловала, а потом бегом выбежала из спальни. Жоакин Сасса свернулся клубочком, смежил вежды, он заснет сейчас, а та слеза, что блестит у него на щеке, может быть, оставлена Марией Гуавайрой, но не исключено, что она — его собственная, ибо мужчинам тоже случается плакать, и это вовсе не стыдно, только на пользу им идет.
А в этой комнате ночуют Жозе Анайсо и Жоана Карда, дверь туда закрыта, они ещё спят. А из другой комнаты появился пес, взглянул на Мария Гуавайру и вернулся на место, снова улегся, оберегая покой своего хозяина Педро Орсе, отдыхающего после всех своих ночных походов и открытий. Уже в воздухе чувствуется — день сегодня будет жарким. Со стороны моря движутся облака и кажется, что обгоняют ветер. Рядом с Парагнедых стоят двое — это поденщики, пришедшие на работу, и один говорит другому, что как ни плакалась вдова на неурожай, а машину-то все же купила. Мужа нет, вот и дурит, это саркастическое замечание принадлежит тому, что постарше. Мария Гуавайра окликнула их и, пока разводила огонь, кипятила кофе, объяснила — дала, мол, приют заблудившимся путешественникам, трое — португальцы, а один — из Испании, они ещё спят, намаялись, бедные. И не страшно вам, сеньора, одной, в пустом доме, молвил тот, что помоложе, и фраза эта, исполненная человеческого сочувствия, является лишь вариантом других, многократно уже звучавших здесь и исполненных совершенно иного значения: Вам бы, сеньора, замуж, как же без опоры — или: Не хвалясь скажу, никого, сеньора, не сыщете лучше меня и по хозяйству помочь и для иного-прочего, Поверьте, сеньора, вы мне по сердцу пришлись, Верю, сеньора, что когда-нибудь останусь тут навсегда, Вы, сеньора, верно, думаете, я — деревянный, а я голову из-за вас потерял. Насчет головы не знаю, но будешь руки распускать — зуба точно лишишься, так сказала однажды Мария Гуавайра, и потому работяге помоложе ничего не оставалось как вернуться к первой фразе, слегка видоизменив ее: Кто же, вас, сеньора, защитит, если что — но и в таком прочтении речи его до сих пор не возымели желанного действия.
Работники отправились в поле, Мария Гуавайра вернулась к себе. Жоакин Сасса спал. Осторожно и медленно, чтобы не разбудить его, она открыла ларь, стала перебирать свои наряды золотой поры — розовые, зеленые, голубые, белые, красные, оранжевые и сиреневые, а равно и прочие, разноцветные, и не то чтобы тут была целая театральная костюмерная или очень уж большой доход получала она со своей земли, но ведь всем известно: двух платьев довольно, чтобы устроить праздник, а с двумя юбками и двумя блузками можно зажечь на небе радугу. Одежда пахнет нафталином и затхолью, Мария Гуавайра решает вывесить её на дворе да проветрить, чтобы отбить едкий дух химии и омертвелого времени, и, когда спускается, держа в охапке эту пеструю груду, встречает Жоану Карда — она тоже оставила любовника в тепле простынь и, моментально сообразив, что происходит, решает помочь. И вот уж обе они хохочут, развешивая на веревках юбки и платья, хлопающие и вьющиеся под ветром наподобие флагов, так что невольно хочется вскричать «Да здравствует свобода!».
Потом возвращаются в дом, на кухню, готовят завтрак, и от смешанного аромата свежесмолотого кофе, молока, хлеба, хоть черствого да вкусного, домашнего мармелада мужчины просыпаются — первым появляется Жозе Анайсо, за ним Жоакин Сасса, а третьим вышло существо, хоть и мужского пола, но не мужчина — короче говоря, вышел пес наш, показался на пороге, оглядел собравшихся и скрылся. За хозяином пошел, сказала Мария Гуавайра, у которой, в сущности, все права считаться хозяйкой, но она, как видим, добровольно от них отказалась. И вот показался наконец Педро Орсе, поздоровался, сел к столу и замолчал надолго, не без раздражения взирая на затаенную, но все равно неуместную нежность, по-прежнему сквозящую в каждом движении, слове и взгляде двух парочек, четверых его сотрапезников, да что поделаешь: тем, кто счастлив, другое солнце светит.
Не идет ему эта неприязненная мина, и наш долг — понять старика, ибо он, хоть таковым себя и считает, вслух об этом ещё не говорил, а потому Жозе Анайсо, пытается вовлечь его в разговор, осведомляясь, хороша ли была его ночная прогулка, приятным ли спутником оказался пес, и несколько умиротворенный Педро Орсе не отталкивает, фигурально выражаясь, руку дружбы, протянутую ему так вовремя, пока томящее его чувство своей ненужности и чужеродности не стало ещё горше. Я дошел до самого берега, говорит он, и сильно удивился — ещё сильней, чем удивилась при этих словах Мария Гуавайра, отлично знающая, как далек и труден путь к морю. Конечно, без собаки бы не добрался, объяснил он, и в этот миг возникает перед его мысленным взором каменный корабль, и он на несколько мгновений впадает в растерянность, не зная, приснилось ли ему все это или существовало в действительности. Если не приснилось и не привиделось, стало быть, он есть, он существует, он стоит на берегу, пока я сижу тут за столом с кружкой кофе, и столь могущественна сила воображения, что окаменевший корабль на черной скале, который он вчера еле-еле мог различить при свете редких звезд, ныне, в сиянии дня, под лазурью небес, в ярком блеске солнца предстает во всей красе. Я видел там корабль, сказал Педро Орсе и, не опасаясь, что его истолкуют превратно, пустился объяснять в подробностях, хоть, быть может, и не соблюдая нужную терминологическую точность, химический процесс, однако довольно скоро запнулся, замялся, стал подыскивать слова, ибо его смутило неодобрение, появившееся на лице Марии Гуавайра, и нашел прибежище в другой, спасительной гипотезе: Впрочем, не исключаю, что это всего лишь необыкновенный эффект эрозии.
68 
