Последние отзывы

  9  

Вот тогда впервые, пожалуй, холодок страха прополз по хребту Пиренейского полуострова и его европейских соседей. В городке Сербере, расположенном совсем близко, люди в ожидании землетрясения повыскакивали из домов на улицу, в точности как некоторое время тому назад — их псы, и говорили друг другу: В книгах возвещено — когда залают собаки, наступит конец света, хотя дело обстоит не совсем так, ни в каких книгах этого в помине нет, но в грозные минуты нам всегда почему-то требуются громкие слова, а эти — «В книгах возвещено» — неведомо почему и по какому праву занимают почетное место в подобных цитатниках. Жители Сербера, у которых оснований опасаться грядущих бедствий было больше, чем у кого-либо еще, стали покидать свой город, толпами устремясь туда, где почва казалась им попрочнее, надеясь, что светопреставление так далеко не зайдет. В Банюль-сюр-Мер, Пор-Вандре, Коллиуре, если говорить только о прибрежных поселениях, не осталось ни одной живой души. Что же касается мертвых, то они именно оттого, что уже были покойниками, по-прежнему пребывали в том ничем не возмутимом покое, который и отличает их от всего прочего человечества, а если кому-нибудь вздумается заявить обратное — дескать, Фернандо явился к Рикардо,^[5] причем один был мертв, а другой жив — то это следует счесть плодом воспаленного воображения и ничем иным. Впрочем, один из усопших — дело было как раз в Коллиуре — заворочался немножко, словно в сомнении — Идти, не идти? Но уж если идти, то не в центральную часть Франции — а куда именно он попал, мы, быть может, в свой срок узнаем.^[6]

В море статей, заметок, комментариев, репортажей о заседаниях разнообразных «круглых столов», заполонившем страницы газет и эфир, почти незамеченным осталась краткая реплика одного сейсмолога-ортодокса: Мне очень хотелось бы знать, почему все это происходит, а землетрясения нет? на что другой сейсмолог, принадлежащий к современной школе, более прагматичной и гибкой, немедля откликнулся: В свое время мы удовлетворим ваше любопытство. Впрочем, житель одной деревушки на юге Испании, осведомясь об этих ученых разногласиях, совсем уж было собрался в Гранаду, чтобы сообщить господам с телевидения, что земля под ним трясется вот уже восьмой день, и отказался от своего намерения исключительно из опасений, что все равно ему никто не поверит, да и где это видано, чтобы простой, обыкновенный человек был чувствительнее к толчкам и колебаниям, чем все сейсмографы мира вместе взятые. Судьба ли распорядилась, чтобы какой-то местный журналист взял да и прислушался к его словам, ощутил ли этот журналист прилив благожелательности, человек ли этот показался ему симпатичным случай ли — слишком необычным, но так или иначе в вечернем выпуске теленовостей прошла информация об этом феномене, правда, вместо фотографии сопроводили её снисходительным смешком ведущего. На следующий же день португальское телевидение за неимением собственного материала воспользовалось этой темой, развернуло её, пригласив в студию специалиста по паранормальным явлениям, который, однако, ясности не внес и объяснений не дал, о чем можно судить по его важнейшему заявлению: Как и во всех остальных случаях, все зависит от степени восприимчивости.

Много уже было говорено на этих страницах о событиях и о причинах, их породивших, говорено вдумчиво и рассудительно, с соблюдением законов логики и с опорой на здравый смысл, ибо всякому должно быть ясно и понятно, что бочку в бутылку не перельешь. А потому вопиющим вздором и сущей дичью выглядит предположение, будто прямой и непосредственной причиной того, что треснули Пиренеи, была черточка, проведенная по земле вязовой палкой, которую держала в руке некая Жоана Карда — помните, в самом начале нашего повествования был сделан намек на это? И все же не отвергайте с порога ни этого отдельного факта, ни всей истины, заключающейся в том, что отправился Жоакин Сасса на поиски Педро Орсе, чтобы от него услышать о событиях той ночи, и в том, что он сказал ему.

Любящую мать, Европу, встревожила судьба её западных окраин. На всем протяжении пиренейской горной цепи трескался гранит, множились расщелины, перерезая новые и новые магистрали, отводя течение рек и ручьев в недра земли, в неведомые и невидимые глубины. С воздуха было видно, что в тех местах, где заснеженные вершины гор рассекает стремительная черная линия, похожая на цепочку рассыпанного пороха, происходит беззвучный сход лавин, бесследно исчезает снег. В небесах, озирая пики и плато, хребты и плоскогорья, без устали шныряли вертолеты, набитые учеными и специалистами всех видов, какие только могли бы пригодиться в данных обстоятельствах геологами, имевшими законное право заниматься этим проблемами, хоть их поле деятельности и заполонили ныне коллеги из смежных областей знания; сейсмологами, озабоченными прежде всего тем, что земля по-прежнему не обнаруживала никаких признаков трясения — даже не вздрогнула ни разу, ни малейшей вибрации — вулканологами, надеявшимися, что и они пригодятся. Небо было чистым, ни дыма, ни пламени не замечалось в безмятежно ясной августовской лазури, а цепочка порошинок приплетена сюда исключительно для сравнения, зачем же воспринимать его и другие выразительные средства буквально? Не в силах человеческих было помочь Пиренеям, которые без видимых мук и страданий вдруг лопнули как переспелый гранат, и потому только — да кто мы такие, чтобы судить об этом, и дано ли нам это знать? что созрел этот плод, пришло его время. Спустя лишь двое суток после того, как Педро Орсе сообщил телевизионщикам уже известное нам, стало невозможно добраться от атлантического побережья до средиземного по суше — ни пешком, ни верхом, ни на поезде. А в низменных краях, по обеим оконечностям полуострова океан и море стали теперь вливаться в новые, неведомые прежде бухты и заливы, остроконечные скалистые берега которых делались все выше, все более отвесными, будто по линейке прочертили вертикальную линию, и гладкий, как отполированный, срез показывал древние и новые геологические пласты и напластования, синклинали,^[7] глинистые отложения, исполинскую чечевицу известняков, слоеное тесто песчаников и сланцев, черные кремниевые вкрапления, гранит и многое-многое другое, о чем упоминать не будем за недостатком времени и слабого знакомства с вопросом. И вот теперь стало наконец понятно, что следовало бы ответить тому галисийцу, который спросил: Куда же девается вся эта вода? В море идет, — могли бы мы сказать ему сейчас, мельчайшим дождем, водяной пылью, водопадами — в зависимости от того, с какой высоты и сколь бурно текла эта река, нет-нет, речь не об Ирати, она — далеко, но, пари держу, все там станет как всегда, придет в соответствие с тем, что нам привычно и известно: заиграют блики на водной глади, может, и радуга вспыхнет, когда солнцу удастся проникнуть в эти сумрачные глубины.

  9