32 
Однако дом стоял на прежнем месте, правда, казался еще меньше, чем всегда, или это здание Главного Архива за последние часы увеличилось в размерах. Сеньор Жозе вошел к себе, пригнув голову, хоть в этом и не было необходимости, притолока двери, выходившей на улицу, осталась на прежнем уровне, и вроде бы не выросли, физически по крайней мере, акции, облигации, кредиты. Он постоял, прислушиваясь, у двери, что вела в Архив, и не потому, что надеялся что-либо услышать, нет, в традициях ведомства работать тихо, а потому, что хотел как-то разрешить смутные сомнения, не дававшие ему покоя с той минуты, как шеф приказал ему уйти в отпуск. Потом извлек из-под матраса формуляры, разложил их на столе по датам — от самого давнего до самого последнего, и получилось тринадцать небольших картонных прямоугольников с чередой лиц — от маленькой девочки до подростка, от барышни до почти взрослой женщины. За эти годы семья трижды переезжала с квартиры на квартиру, но ни разу не удалялась настолько, чтобы нужно было менять школу. Не стоило теперь вырабатывать замысловатые планы действий, и оставалось сейчас сеньору Жозе только одно — отправиться по адресу, обозначенному на последнем формуляре.
И на следующий день с утра пораньше он отправился туда, решив, однако, не подниматься и не беспокоить расспросами новых обитателей квартиры и прочих жильцов дома. Вероятней всего, они ответили бы, что не знают, что недавно сюда перебрались или что не помнят: Сами понимаете, люди постоянно перемещаются с места на место, нет, я и в самом деле не помню эту семью, не стоит даже и голову ломать, а если кто-то и скажет, да, смутно что-то такое припоминается, то сейчас же и добавит, что отношения были такими, какие бывают между людьми воспитанными, то есть никакими не были. И больше вы это семейство не видели, спросит для верности сеньор Жозе, а ему скажут: Нет, с тех пор как переехали, не видал. Жаль. Сказал все, что знал, сожалею, что не могу быть полезен Главному Архиву. А счастливый случай повстречать для начала хорошо осведомленную пожилую даму из квартиры в бельэтаже, согласитесь, едва ли выпадает дважды, хотя уже потом, много-много позже, когда ничего из поведанного здесь уже не будет иметь никакого значения, обнаружит сеньор Жозе, что пресловутая удача ему в этом случае очень даже улыбнулась, избавив его от самых катастрофических последствий. Он не знал тогда, что по дьявольскому стечению обстоятельств один из замов проживал в том же самом доме, и легко представить себе ужасающую сцену — вот наш самонадеянный герой стучится у дверей, показывает формуляр, а может быть, предъявляет и липовый мандат, и встретившая его женщина говорит: Зайдите попозже, когда муж будет дома, он должен знать, и вот преисполненный упований сеньор Жозе возвращается спустя сколько-то времени и нос к носу сталкивается с разъяренным замом, и тот его отправляет в тюрьму, в самом прямом, ничуть не в переносном смысле слова, ибо уставы и регламенты Главного Архива, хоть мы, на свою беду, не все их знаем, таких самовольных легкомысленностей не допускают. И после того как ангел-хранитель настойчиво нашептал ему на ухо свои рекомендации, сеньор Жозе, решившись устремить усилия на окрестных лавочников, избежал, сам того не зная, самой крупной за всю свою долгую карьеру неприятности, по масштабу приближающейся к катастрофе. И ограничился тем, что лишь поглядел на окна дома, где жила в юности неизвестная женщина, и, влезши в шкуру настоящего дознавателя, представил, как выходила она отсюда с портфельчиком, как шла к остановке автобуса и там ждала, и не стоило даже идти по ее следам, сеньор Жозе и так превосходно знает, куда она направлялась, благо у него меж пружинной сеткой и матрасом имеются убедительные свидетельства. Через четверть часа после нее выходит отец, но ему — в другую сторону, потому и не провожает дочь в школу, хоть, может быть, отец и дочь просто не любят ходить вместе и пользуются этим предлогом, а может, и не пользуются, а заключили такое вот негласное соглашение, чтобы соседи не заметили их взаимное безразличие. Теперь сеньору Жозе нужно еще немного терпения, потому что вскоре отправится, как водится в семьях, за покупками мать, и он тогда узнает, куда направить вектор розысков, а ближе всего, всего через три дома, расположена аптека, но сеньора Жозе уже на пороге охватывают сильные сомнения, что он разживется полезной информацией, ибо стоящий за прилавком фармацевт здесь, то есть и на этом свете, и в данном торговом заведении, человек новый, о чем и сам тотчас сообщает: Нет, не знаю, я здесь человек новый, работаю всего два года. Но из-за такой малости сеньор Жозе падать духом не собирается, унывать не станет, и разве мало приобрел он в дополнение к собственному житейскому опыту сведений из журналов и газет, чтобы не понимать — подобные расследования, проводимые на старинный лад, штука весьма и весьма трудоемкая, придется шагать и шагать по городу, без устали топтать улицы и переулки, взбираться по лестницам, стучать в двери, спускаться по ступеням, в тысячный раз задавать одни и те же вопросы и слышать в ответ одни и те же ответы, произносимые чаще всего со сдержанной неприязнью: Нет, не знаю, никогда не слышал, и редко-редко случается так, чтобы из глубин аптеки, услышав разговор, появлялся фармацевт постарше годами и более любознательного нрава и спрашивал: Что вам угодно. Я разыскиваю одно лицо, ответил сеньор Жозе, уже готовясь запустить руку во внутренний карман за мандатом. Но завершить движение не успел, поскольку пробившая его вдруг тревога на этот раз поднята никаким не ангелом-хранителем, а взглядом аптекаря, взглядом, чья острота, плохо вяжущаяся с морщинами и сединами, до такой степени подобна стилету или сверлу бормашины, что, на этот взгляд наткнувшись, самое наивное и простодушное существо должно будет отпрянуть, и не по этой ли причине снедающее аптекаря любопытство никогда не удовлетворяется, ибо чем больше он хочет знать, тем меньше ему рассказывают. Так случилось и с сеньором Жозе. Он не предъявил подложный мандат, не сообщил, что представляет Главный Архив, а ограничился тем лишь, что достал из другого кармана последний по времени школьный формуляр, который его в счастливую минуту осенило прихватить с собой, и сказал: Наша школа разыскивает эту вот женщину, чтобы вручить аттестат, демонстрируя невесть откуда взявшуюся творческую фантазию с таким удовольствием, если не с энтузиазмом, что даже прозвучавший вопрос аптекаря: И все эти годы вы ее разыскиваете, не привел его в замешательство: Ей-то, может быть, это уже и без надобности, но учебное заведение обязано сделать все, чтобы вручить аттестат. И вы столько времени ждете, что она объявится. Сказать по правде, мы не сразу спохватились и заметили свою прискорбную оплошность, произошла, так сказать, бюрократическая ошибка, но никогда ведь не поздно исправить промах. Если ваша выпускница уже скончалась, то, выходит, именно что поздно. У нас есть основания полагать, что она жива. Это какие же. Для начала мы уточнили в каталоге, и сеньор Жозе благоразумно не назвал Главный Архив, и очень правильно сделал, потому что, по крайней мере, в этот самый миг не дал фармацевту вспомнить о заместителе хранителя Главного Архива, регулярно захаживающем к нему в аптеку, благо и живет совсем рядом, через три дома. Во второй уже раз избежал сеньор Жозе усекновения главы. Да, конечно, зам появляется в этой аптеке изредка, здешние товары, как, впрочем, и все прочие, за исключением презервативов, которые он по соображениям морального порядка приобретает в другом квартале, делает его жена, а потому не очень легко представить себе диалог меж ним и аптекарем, однако не следует исключать и возможность другого диалога — меж аптекарем и вышеуказанной женой: Знаете, был тут у меня один чиновник из отдела образования, искал некую даму, некогда проживавшую в вашем доме, и вот он упомянул, будто сверился с каталогом, и ушел, а я лишь после этого удивился, что он не сказал — в Главном Архиве, впечатление такое создавалось, будто он что-то скрывал, чего-то не договаривал, в какой-то миг даже полез во внутренний карман пиджака, как будто собирался предъявить мне документ да раздумал, а из другого кармана достал ученический формуляр, и с тех пор я ломаю голову, что бы это все значило, и, мне кажется, вам бы стоило поговорить с вашим уважаемым супругом, так, на всякий случай, мало ли что, сами знаете, сколько всяких темных личностей. Интересно, уж не тот ли это субъект, что стоял позавчера на тротуаре и пялился на наши окна. Средних лет, чуть помоложе меня, а лицо, знаете, какое бывает после недавней болезни. Он самый и есть. Ну а что я вам говорю, чутье меня никогда не обманывает, и не родился еще тот, кто обведет меня вокруг пальца. Жаль, что он не сунулся в квартиру, я бы попросила зайти попозже, ближе к вечеру, когда муж будет дома, и мы бы теперь знали, что он такой и чего добивается. Я буду настороже, вдруг решит снова здесь появиться. А я расскажу мужу. Она и в самом деле не позабыла это сделать, однако рассказала не все, невольно опустила одну подробность, самую, быть может, важную, не упомянула, что субъект, бродивший вокруг дома, по виду судя, недавно перенес болезнь. А проницательный зам, привыкший соотносить причины и следствия, ибо прежде всего на этом зиждется от начала времен система управления Главным Архивом, где все было, есть и будет связано со всем, покуда живое — с тем, что уже мертво, умирающее — с тем, что зарождается, люди — с людьми, предметы — с предметами, даже если на первый взгляд связь эта не обнаруживается и более того — сильнее проявляется то, что разъединяет их, а не объединяет, так вот, проницательный зам тотчас вспомнил бы о младшем делопроизводителе сеньоре Жозе, который в последнее время при беспримерном попустительстве шефа ведет себя очень странно. Ну и вот, потянувши за ниточку, весь клубочек бы размотали. Этого однако не произойдет, ибо сеньора Жозе в здешних краях больше не увидят. Лишь в трех из десяти магазинов различного назначения, включая аптеки, нашлись люди, вспомнившие девочку и ее отца, а фотография в уголку формуляра освежила им память, если, конечно, не заняла ее место, ибо весьма вероятно, спрошенным просто хотелось выглядеть отзывчивыми и не разочаровывать этого человека, по лицу судя, не вполне еще оправившегося от гриппа и толковавшего что-то такое об аттестате зрелости, который вот уж двадцать лет не удается вручить былой выпускнице. Сеньор Жозе, усталый и обескураженный, вернулся домой, решительно не зная, что делать дальше, ибо первая попытка, предпринятая в новой фазе расследования, никак не указала ему, каким путем следовать дальше, скорее, наоборот — воздвигла, казалось, пред ним преграду непреодолимую. Бедный человек улегся на кровать, спрашивая себя, почему не сделал то, что с плохо скрываемым сарказмом посоветовал ему фармацевт: Я бы на вашем месте давно решил эту проблему. Как, спросил его сеньор Жозе. Полистал бы телефонную книгу, в наше время это самый простой способ найти того, кто тебе нужен. Благодарю за предложение, мы уже попытались, но имя той, кто нам нужен, там не значится, ответил сеньор Жозе, уповая, что ответом этим заткнет рот аптекарю, но не тут-то было: Если так, обратитесь в налоговую, в налоговой знают все про всех. Сеньор Жозе долгим взглядом окинул этого человека, в полной мере заслуживающего определения кайфолом, о таком не вспомнила и пожилая дама из квартиры в бельэтаже направо, и, стараясь скрыть огорчение, еле выдавил из себя: Удачная мысль, непременно доведу ее до сведения директора. И вышел из аптеки, негодуя на самого себя, как если бы, в последний момент лишившись присутствия духа, не смог достойно ответить на обиду, и собрался было, никого ни о чем не расспрашивая, отправиться домой, однако передумал и с покорностью судьбе пробормотал: Вино налито, надо его пить, а не сказал в отличие от того, другого: Да минует меня чаша сия. Второй магазин оказался хозяйственным, третий — мясной лавкой, четвертый — писчебумажным, в пятом торговали электротоварами, все, словом, вплоть до десятого, было как водится в таких кварталах, но все же, можно сказать, удача ему сопутствовала, ибо никто вслед за ядовитым фармацевтом не советовал обратиться в налоговую инспекцию или полистать телефонную книгу. И вот теперь, лежа на спине, заложив руки за голову, сеньор Жозе глядит в потолок и спрашивает его: Ну и что теперь делать, а, а потолок отвечает: Да ничего, ты выяснил ее последний адрес, ну, то есть последний той поры, когда она ходила в школу, а больше у тебя нет ни следов, ни зацепок, чтобы продолжать поиски, ты, конечно, можешь пройти по другим адресам, но это наверняка будет всего лишь зряшной тратой времени, и если уж эти продавцы да торговцы, обосновавшиеся в своих магазинах сравнительно недавно, тебе не помогли, разве могут помочь другие. Стало быть, ты считаешь, надо сдаться и отступиться. Получается, что другого выхода нет, разве что и вправду наведаться в налоговую, навести справки там, это должно быть не очень трудно с твоим-то документом, да и потом, они чиновники, как и ты. Документ-то фальшивый. Разумеется, фальшивый, лучше бы им не размахивать, и, когда тебя рано или поздно зацапают, не хотел бы я оказаться в твоей шкуре. Это совершенно невозможно, поскольку ты — всего лишь оштукатуренный потолок. Оно, конечно, но разве то, что предстает твоему взору, не есть своего рода шкура, ибо шкура есть то, что мы желаем представить окружающим, а уж что там под ней, мы порой и сами не знаем. Ладно, я припрячу мандат. Лучше бы его порвать или сжечь. Нет, положу его в бумаги епископа. Тебе, конечно, видней. Мне не нравится твой тон, тоже мне, авгур нашелся. Беспредельна мудрость потолков. Если ты такой умный, научи, что делать. Продолжай смотреть на меня, иногда это приносит плоды.
32 
