с удовольствием перечитала 
34 
Еще ночью, в темноте, я принесла из леса в большой корзине коры, палок, листьев, а еще битого стекла и железок с опушки. Иона проводил меня до леса и обратно, его забавляло, что все спят, а мы бродим. Теперь, переиначивая папину комнату, я сняла со стола книги, а с кровати одеяла; вместо них набросала осколков, железок, коры, палок и листьев. Забрать папины вещи к себе в комнату нельзя; я прокралась на чердак, где лежат их вещи, и сложила все там. На кровать Чарльза я вылила целый кувшин воды — не спать ему там больше! Зеркало над комодом уже разбито — в нем Чарльз себя не увидит. Он не найдет ни книг, ни вещей, он заплутает среди листьев и палок. Я сорвала занавески и оставила их на полу, теперь уж он волей-неволей выглянет из окна: на аллею и шоссе, что уводит далеко-далеко.
Я удовлетворенно оглядела комнату. Вряд ли такой разгром придется по душе демону-призраку. Я уже лежала на своей кровати и играла с Ионой, когда в саду заорал Чарльз:
— Это уж чересчур! — орал он. — Слышишь, чересчур!
— Что на сей раз? — Констанция подошла к кухонной двери; из глубины кухни дядя Джулиан сказал:
— Вели этому молодчику — пусть заткнется!
Я тут же выглянула: прибить гвоздь Чарльзу оказалось не по силам — молоток и доска на земле, а ступенька по-прежнему сломана; Чарльз шел от протоки и что-то нес; интересно, что?
— Ты представляешь! Я просто глазам своим не поверил! — Он подошел совсем близко, но продолжал орать. — Ты взгляни, Конни, ты только взгляни!
— Это Маркисино, — сказала Констанция.
— С какой стати Маркисино? Это же деньги!
— Да я помню, помню, — сказала Констанция. — Серебряные монеты. Я даже помню, когда она их закопала.
— Но здесь долларов двадцать или даже тридцать! Возмутительно!
— Она обожает закапывать.
Чарльз все орал и яростно размахивал шкатулкой с монетами. Вот бы уронил, представляю: Чарльз на четвереньках шарит по траве — мое серебро ищет.
— Это не ее деньги, — гремел он. — По какому праву она их прячет?!
И как его угораздило найти шкатулку? Наверно, они притягиваются — деньги к Чарльзу, а Чарльз деньгам, — притягиваются и вблизи, и вдали. А может, он методично перекапывает всю нашу землю в поисках сокровищ?
— Это чудовищно, — орал он. — Чудовищно! У нее нет никакого права!
— Да кому от этого хуже? — озадаченно спросила Констанция.
На кухне дядя Джулиан настойчиво требовал Констанцию и стучал кулаком об стол.
— А вдруг она еще где-то деньги зарыла? — Чарльз обвиняюще потрясал шкатулкой. — Вдруг эта чокнутая девица закопала сотни, тысячи долларов — да так, что ни тебе, ни мне не найти?!
— Она любит закапывать, — сказала Констанция. — Иду, дядя Джулиан.
Чарльз вошел на кухню следом за ней, нежно прижимая к себе шкатулку. Можно, конечно, закопать ее обратно — потом, когда он уедет, но все равно противно. Я вышла к лестнице и увидела сверху, как Чарльз направляется через прихожую в кабинет: он явно собирался засунуть мою шкатулку в папин сейф. Я тихонько сбежала по ступеням и — через кухню — на улицу. Констанция сказала:
— Глупышка Маркиска. — Она раскладывала пряное печенье ровными рядами — остывать.
Я задумалась: что сделать с Чарльзом? Может, превратить в муху и забросить пауку в паутину: пускай трепыхается, спутанный по рукам и ногам, пускай жужжит и умирает в мушином обличье; я стану желать ему смерти, и он непременно умрет. А может, привязать его к дереву навечно, чтобы тело вросло в ствол, а рот покрылся корой? Или закопать в землю вместо шкатулки? Монеты так надежно лежали там до его приезда; окажись Чарльз под землей, я с радостью пройдусь по нему, да еще и притопну вдобавок.
Он даже не потрудился закидать яму. Представляю: шел он, шел и вдруг заметил, что земля копаная; остановился, присмотрелся и принялся бешено рыть обеими руками, сердито озираясь, и наконец — задыхающийся, алчный, потрясенный — извлек мою шкатулку с монетами.
— Я не виновата, — сказала я яме.
Надо похоронить здесь что-нибудь другое, лучше всего — самого Чарльза. Яма для его головы как раз впору. Я нашла подходящий круглый камень и рассмеялась: нацарапала на нем нос, рот, глаза и похоронила в яме.
Прощай, Чарльз, — сказала я. — И впредь здесь не шастай и чужого не трогай.
У протоки я пробыла около часа; как раз в это время Чарльз наконец поднялся в комнату, которая была отныне не его и не папиной… На миг мне почудилось, что Чарльз и в убежище моем побывал, но нет — все на месте, а Чарльз наверняка все бы перерыл. Но поблизости он все-таки был — я чуяла его дух; пришлось заменить траву и листья с моего ложа и вытрясти одеяло. И плоский камень, иногда служивший мне столом, я отмыла дочиста, и ветку перед входом заменила. Интересно, вернется Чарльз сюда искать новые клады? А мои разноцветные стеклянные шарики ему тоже понравятся? В конце концов я проголодалась и отправилась домой. Чарльз по-прежнему кричал на кухне.
34 
