.
Очередная сказка о Золушке 
41 
— Смотри, Констанция! — вскрикнула я. — Смотри же! — Но она не отнимала рук от лица.
Со звоном разбилось второе стекло в гостиной, на этот раз били изнутри — торшером, который всегда стоит у столика Констанции.
Но страшнее, ужаснее всего был их смех. Одна из фарфоровых фигурок вылетела из окна и разбилась вдребезги о перила веранды, другая уцелела — упала на землю и покатилась по траве. Жалобно и мелодично всхлипнула арфа; и еще звук — это хрястнули стулом о стену.
— Послушайте, — раздался откуда-то голос Чарльза. — Друзья! Помогите-ка мне сейф выволочь.
И тут сквозь смех стали проступать слова — ритмично, настойчиво: «Эй, Маркиса, — кличет Конни, — хочешь мармеладу?»
Я на Луне; ну пожалуйста, пускай я окажусь на Луне. Тут я услыхала звук бьющейся посуды и поняла, что стоим мы под окнами столовой, а поселковые неумолимо приближаются.
— Констанция, бежим!
Она покачала головой, по-прежнему не отнимая рук от лица.
— Они же нас вот-вот найдут. Ну, Констанция, миленькая, бежим, ну пожалуйста!
— Не могу, — сказала она, и в этот миг прямо над головой, из окон столовой, заорали: «Эй, Маркиса, — кличет Конни, — не пора ли спать?»
Не успела я оттащить Констанцию, как вниз посыпались стекла: они, видно, угодили стулом в окно; наверно — папиным стулом, на котором сидел Чарльз.
— Скорей, — сказала я громко, я не могла больше сдерживаться среди этого шума; схватив Констанцию за руку, я бросилась к ступеням. Мы выбежали на свет, и Констанция закрыла лицо шалью дяди Джулиана — хоть как-то спрятаться.
Из парадных дверей выскочила девочка, а следом — ее мать; девочка что-то несла в сложенных ладонях — мать поймала ее за подол и ударила по рукам:
— Не смей класть отраву в рот! — И девочка выронила пригоршню пряного печенья.
- Эй, Маркиса, — кличет Конни, — хочешь мармеладу?..
- Эй, Маркиса, — кличет Конни, — не пора ли спать?..
- Нет, — ответила Маркиса, — ты подсыпешь яду…
До спасения рукой подать: по ступеням и в лес, совсем близко, но площадку перед домом освещают фары, вдруг Констанция поскользнется и упадет? И все-таки — в лес, быстрее в лес, и другой дороги нет. Мы замерли на верхней ступени, не в силах двинуться дальше, а за спиной — разбитые окна, звон фарфора и хрусталя, звяканье столового серебра, глухие стоны кастрюль и сковородок — громили все подряд; мою табуретку на кухне уже, наверно, превратили в щепки. Мы так и стояли, когда на аллее снова показались фары: одна за другой подъехали две машины и резко затормозили возле дома, осветив площадку еще ярче.
— Что тут происходит, черт возьми?! — Из первой машины выкатился Джим Кларк; с другой стороны вылезла Хелен Кларк да так и застыла, разинув рот. Джим Кларк направился в дом, он кричал, толкался, а нас не замечал вовсе.
— Что у вас тут делается, черт бы вас всех побрал?! — повторял он, а Хелен Кларк все стояла как вкопанная и глядела на дом. Нас она тоже не увидела.
— Идиоты безмозглые, — орал в доме Джим Кларк. — Пьяные безмозглые идиоты!
Из второй машины выскочил доктор Леви и тоже поспешил к дому.
— Вы тут что все — с ума посходили?! — разорялся Джим Кларк. В ответ грохотал смех.
— Хочешь мармеладу? — заголосил кто-то, и снова загоготали.
— Мы этот дом по кирпичику разнесем!
Доктор взлетел по ступеням, мы посторонились, но он на нас не глядел.
— Где Джулиан Блеквуд? — спросил он у женщины в дверях.
Она ответила:
— Где скелет гремит костями — там его кровать!
Дольше медлить нельзя; я крепко схватила Констанцию за руку, и мы стали осторожно спускаться. Бежать я пока опасалась — вдруг Констанция упадет? — и медленно вела ее по лестнице; нас никто не мог видеть, кроме Хелен Кларк, но она неотрывно смотрела на дом. За спиной я слышала крики Джима Кларка, он пытался прогнать их из нашего дома; не успели мы сойти вниз, как голоса выплеснулись на улицу вслед за нами.
— Вот они! — закричал кто-то, по-моему, Стелла. — Вот они, вот они, вот они!!!
Я бросилась бежать, но Констанция споткнулась, и они нас окружили; они смеялись, толкались и пробирались вперед. Констанция закрывала лицо шалью дяди Джулиана, чтобы ее никто не разглядел; чем ближе надвигались люди, тем теснее мы прижимались друг к другу.
— Запереть их в доме да поджечь заново!
— Мы вам такой уют навели, девочки, век помнить будете!
41 
