30 
И все пошло наперекосяк.
Мальчик-красавчик упал на колени,
А пьяница старый вцепился ему в горло
И стал колотить головой О кирпичную стену.
Мальчик-красавчик сознание потерял.
Пьяница,
Помедлив мгновенье,
Несильно пнул его в пах,
Развернулся и поплелся назад
По темному переулку -
Туда, где стояли и наблюдали мы.
Мы, расступившись,
Дали ему пройти.
Он прочь побрел,
Обернулся,
Глянул на нас,
Закурил
И удалился.
Когда я вернулся домой,
Она была в ярости:
«Где тебя черти носили?!»
Глаза ее были красны от слез.
Она на кровати сидела,
Откинувшись на подушки,
Прямо в тапочках.
«Остановился ПО-БЫСТРОМУ ПЕРЕПИХНУТЬСЯ?!
Неудивительно, что ты на меня не смотришь
Уже неделю!»
«Я видел классную драку. Заметь, бесплатно -
А интересней любой Олимпиады!
Я видел потрясный
Уличный мордобой».
«Думаешь, я
В это поверю?!»
«Господи Боже, ты хоть когда-нибудь
Моешь стаканы? Ладно, вот эти
Сгодятся…»
Налил я стаканы. Она
Осушила свой залпом. Понятно, ей было
Необходимо выпить, и мне – тоже.
«Было очень жестоко. Я ненавижу
Смотреть на такое, но все же
Всегда смотрю».
«Налей-ка еще».
Я налил нам еще по стакану.
Ей было Надо выпить, потому что она со мною жила.
Мне – потому что я Работал
Кладовщиком в «Мэй Ко».
«Остановился ПО-БЫСТРОМУ ПЕРЕПИХНУТЬСЯ!»
«Нет. Наблюдал за дракой».
Она опять осушила стакан,
Пытаясь понять -
То ли я с кем-то перепихнулся,
То ли и вправду смотрел на драку?
«Налей-ка еще. Это что,
Последняя наша бутылка?»
Я подмигнул и достал из пакета бумажного
Еще бутылку.
Мы редко ели – все больше пили.
Я работал
Кладовщиком в «Мэй Ко»,
А у нее были
Самые красивые ноги,
Какие я видел в жизни.
Когда я налил нам по третьему разу,
Она улыбнулась, встала, скинула тапки
И надела
Туфли на «шпильках».
«Нам нужен чертов лед», – сказала она.
Я глядел,
Как ее виляющий зад плывет в направлении кухни.
Она удалилась, а я
Снова стал думать
О той драке.
A Fight
Солнечный луч
Порою, когда ты – в аду,
И выхода не предвидится,
Поневоле становишься легкомысленным.
А потом наступает усталость
За гранью усталости,
А иногда подступает к горлу
Безумие.
Та фабрика находилась в восточном Лос-Анджелесе,
Из ста пятидесяти рабочих,
Кроме меня,
Белым был только один.
У него была легкая работа.
Я же заворачивал в бумагу и заклеивал пленкой
Электрические светильники,
Сходившие с конвейера.
Я старался держать темп,
А острые края пленки
Прорывали перчатки
И врезались мне в руки.
По итогам перчатки
Приходилось
Выбрасывать -
Ведь они
Разрывались в клочья,
И тогда мои руки становились совсем беззащитны,
И каждый новый порез
Был болезнен, словно удар током.
Меня считали большим и тупым белым парнем,
И другие рабочие,
Легко державшие темп,
Не сводили с меня глаз,
Ожидая,
Когда я сорвусь.
Я плюнул на руки свои,
Но я не сдавался.
Темп казался невыносимым,
И однажды в мозгу у меня
Что-то щелкнуло – и я во всю мочь заорал
Название фирмы, на которую мы пахали:
«СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ!»
Расхохотались
Все -
Девчонки, стоявшие у конвейера,
И парни – тоже.
Смеялись мы – и пытались по-прежнему удержаться
В ритме работы.
Я заорал Снова:
«СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ!»
Это мне приносило огромное облегченье.
А после одна из девчонок
На конвейере
Вдруг заорала тоже: «СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ!»
Мы
Рассмеялись
Хором.
Работа
Все продолжалась,
И тут
Откуда-то
Прозвучал новый голос:
«СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ!»
И каждый раз мы смеялись,
Пока
Не опьянели
От смеха.
Потом
Из соседнего помещения
Явился наш мастер,
Морри его звали.
«КАКОГО ДЬЯВОЛА ТУТ ПРОИСХОДИТ?
ПРЕКРАТИТЬ ЭТИ ВОПЛИ НЕМЕДЛЕННО!»
Ну, мы и прекратили.
Морри развернулся, пошел прочь,
И мы сразу заметили, как его брюки сзади
30 
