Лёгкий, ненавязчивый романчик 
192 
Он улыбается.
— На овец клевещут. Пастухи утверждают, что овцы узнают друг друга, отзываются на имена, заводят друзей.
— А знаете, кто имеет доступ во все спальни? Этот мелкий проныра Марк, этот всеобщий посредник! Мой муж расплачивается с ним перламутровыми пуговицами, цукатами и перьями для шляпы.
— Неужто у лорда Рочфорда не хватает денег?
— А вы знаете способ увеличить их количество?
— Почему бы нет? — Что ж, думает он, по крайней мере, в одном мы совпали — в беспричинной неприязни к Марку. В доме Вулси у него были обязанности: Марк учил детей-хористов. Здесь просто живет при дворе, болтается поблизости от покоев королевы.
— По-моему, он безобиден.
— Он торчит, как бельмо на глазу. Забыл свое место. Выскочка без роду и племени, который выбился в люди, пользуясь смутными временами.
— То же самое вы можете сказать и обо мне, леди Рочфорд. Да вы и говорите.
Томас Уайетт приезжает в Остин-фрайарз на телеге, привозит корзины лесного ореха, бушели кентских яблок.
— Дичь прибудет следом, — говорит Уайетт, спрыгивая на землю. — Я вез свежие плоды, не туши.
Волосы пропахли яблоками, одежда в пыли.
— Сейчас вы устроите мне взбучку за то, что я чуть не испортил дублет, который стоит…
— Больше, чем возчик зарабатывает за год.
Уайетт виновато опускает глаза.
— Я забыл, что вы — мой отец.
— Я вас пристыдил, теперь можно и поболтать по-свойски. — Солнце палит. Кромвель тонким ножичком срезает с яблока кожуру, и она ложится на его бумаги, как тень яблока, зеленая на белых исписанных листах. — Вы там не видели леди Кэри?
— Мария Болейн в деревне… Какие буколические радости сразу приходят на ум! Думаю, она предается любовным утехам на сеновале.
— Я интересуюсь, куда за ней посылать, — говорит он, — когда ее сестра вновь не сможет выполнять супружеские обязанности.
Уайетт садится между стопками бумаг. В руке яблоко.
— Кромвель, допустим, вы уехали из Англии на семь лет. Или, как рыцарь в сказке, семь лет проспали зачарованным сном. Вы смотрите вокруг и дивитесь, кто все эти люди?
Нынешнее лето Уайетт поклялся провести в Кенте. Читать и писать в дождливую погоду, охотиться в солнечную. Однако наступила осень, ночи удлинились, и несчастного вновь потянуло к Анне. Уайетт верит, что сердце его не обманывает, а если лукавит Анна, то трудно понять, в чем именно. Говоря с ней теперь, нельзя шутить. Смеяться. Надо признавать ее воплощением совершенства, иначе она найдет способ отомстить.
— Мой старый отец рассказывает о временах Эдуарда, говорит, теперь-то вы понимаете, почему королю не след жениться на своей подданной, на англичанке.
Беда в том, что несмотря на все перемены, произведенные Анной при дворе, там остались люди, знавшие ее прежде, когда она только приехала из Франции и принялась обольщать Гарри Перси. Они вечно твердят о ее недостоинстве. О том, что она не человек, а змея. Или лебедь. Una Candida cerva. Одна-единственная белая лань в серебристо-зеленой чаще; она трепещет и ждет возлюбленного, который из лани превратит ее обратно в богиню.
— Отправьте меня снова в Италию, — просит Уайетт. — Ее темные, жгучие, чуть раскосые глаза — они меня преследуют. По ночам она приходит в мою одинокую постель.
— Одинокую? Что-то не верится.
Уайетт смеется.
— Вы правы. В этом я себе не отказываю.
— Вы слишком много пьете. Разбавляйте воду вином.
— А ведь могло быть совсем иначе.
— Все могло быть совсем иначе.
— Вы никогда не думаете о прошлом.
— Я о нем не говорю.
Уайетт просит:
— Отправьте меня куда-нибудь.
— Отправлю. Когда королю понадобится посол.
— Правда ли, что Медичи сватают принцессу Марию?
— Не принцессу Марию. Вы хотели сказать, леди Марию. Я просил короля подумать об этом предложении. Однако они для него недостаточно знатны. Знаете, если бы Грегори выказал хоть какой-нибудь интерес к банковскому делу, я бы нашел ему невесту во Флоренции. Приятно было бы видеть в доме итальянку.
— Отправьте меня туда. Придумайте дело, в котором я был бы полезен вам или королю, а то тут я сам себе хуже чем бесполезен и всех раздражаю.
Кромвель говорит:
— Клянусь иссохшими костями Бекета! Прекратите же себя жалеть!
У Норфолка свое мнение о друзьях королевы. Выражая его, герцог весь трясется, позвякивая образками; кустистые брови лезут на лоб. Уж эти мне дамские угодники! Норрис, вот уж от кого не ждал. И сынок Генри Уайетта. Пишет стишки! Распевает песенки! Трещит, как сорока!
192 
