– Алло!
– Гони голод вон – съешь пиццу Нерон! – поет мужской голос.
– Алло!
– Гони голод вон – съешь пиццу Нерон! – Мужчина слегка раздражен.
– Да, вы это уже сказали.
– В жизни не сочинял такого глупого джингла! – Голос становится мягче.
– Я тоже.
– Слушайте, молодой человек, вы принесли нам в офис флаеры, в которых говорится, что первые двести человек, которые позвонят вам до или после часа пик и пропоют: «Гони голод вон – съешь пиццу Нерон!» – получат бесплатно пиццу среднего размера на свой выбор. Что я сейчас и проделал. Я хочу свою обычную «Камикадзе»: корж с моцареллой, банан, перепелиные яйца, гребешки, тройная порция чили, чернила осьминога. Перец не режьте. Я люблю его сосать. Дайте сосредоточиться. Итак, попал я в число первых двух сотен или нет?
– Это шутка?
– Лучше бы это было не так. Я всю ночь на работе и просто умираю от голода.
– Похоже, вы ошиблись номером.
– Не может быть. Это пиццерия «Нерон», так ведь?
– Нет.
– Вы уверены?
– Ага.
– Означает ли это, что я побеспокоил частное лицо в четвертом часу утра?
– Угу.
– Мне очень, просто ужасно жаль. Я не нахожу слов.
– Не беспокойтесь. Все равно у меня бессонница.
– Простите, я говорил с вами так пренебрежительно! Я думал, вы – один из этих болванов, разносчиков пиццы.
– Ничего-ничего. Но если говорить о пицце, у вас очень странный вкус.
Он с затаенной гордостью прищелкивает языком. Он старше, чем я думал.
– Я сам ее изобрел. В «Нероне» ее прозвали «Камикадзе» – я однажды слышал, как девушка, что принимает заказы, говорит так повару. Тут весь секрет – в банане. Он склеивает все. Так или иначе, не смею отнимать у вас время. Еще раз примите мои самые искренние извинения. Моему поступку нет прощения. Нет прощения.– Он вешает трубку.
***
Я просыпаюсь в одиночестве. Летние звезды в окне почти совсем растаяли. Футон Андзю лежит на полу, небрежно отброшенный. Так похоже на Андзю. Снова забралась на крышу? Приподнимаю москитную сетку.
– Андзю? Андзю!
Ветер раскачивает бамбук, и слышится кваканье лягушек. Прекрасно. Хочет дуться, пусть дуется. Через пятнадцать минут я уже оделся, позавтракал и шагаю по дороге к порту Анбо со своей спортивной сумкой и новой бейсболкой, которую Андзю купила для меня на карманные деньги, подаренные дядей Асфальтом. Я ловлю взглядом паром на Кагосиму, освещенный, как звездолет на стартовой площадке, и от волнения у меня бегут мурашки по коже. Наконец-то этот день настал. Я еду в Кагосиму, один и я отказываюсь чувствовать себя виноватым из-за того что покидаю свою глупую завистливую сестрицу на одну-единственную ночь. Отказываюсь. Да и можно ли верить в то, что она ночью наговорила о нашей матери? В последнее время она какая-то странная. Метеор оставляет царапину на темном пурпуре неба. Темный пурпур неба стирает царапину метеора. И тут мне в голову приходит грандиозная мысль. Это самая замечательная мысль в моей жизни. Я буду тренироваться, тренироваться и тренироваться и стану таким выдающимся футболистом, что в свой двадцатый день рожденья буду сражаться за Японию против Бразилии в финале Кубка мира. На шестидесятой минуте Япония будет проигрывать восемь – ноль, тогда меня вызовут на замену, и я сделаю три хет-трика[39] подряд к концу дополнительного времени. Я буду в газетных и теленовостях по всему миру. Мама так гордится мной, что бросает пить, но самое главное – отец видит меня, узнает и едет в аэропорт встречать самолет нашей команды. Конечно, Андзю тоже там, вместе с мамой, и мы воссоединяемся на глазах у всего мира. Как здорово. Как просто. Я весь горю от собственной гениальности и обретенной надежды. В одном из домиков Анбо светится огонек, а когда я прохожу по висячему мосту, то вижу всплеск на воде. Прыгает лосось.
Там, где начинается устье реки, лощина становится крутой и узкой. Пшеничка и старики из Анбо называют ее Горлом. Здесь полно привидений, но мне не страшно. Я и боюсь, и надеюсь, что Андзю нападет на меня из своей засады. Лиц, что видятся между сосен, на самом деле нет. В том месте, где в сезон дождей дорогу затапливает вода, стоят ворота-тори, которые указывают на начало тропинки змейкой бегущей вверх по холму к храму бога грома. Пшеничка предупреждала, чтобы мы не играли там. Она говорила, что, если не считать кедров Дзёмон[40], бог грома – самый древний обитатель Якусимы. Стоит выказать ему малейшее неуважение, и, как только выйдешь в море, поднимется цунами и утопит тебя. Андзю хотела спросить, не то же ли самое случилось с нашим дедушкой, отцом мамы, но я заставил ее поклясться, что она этого не сделает. Госпожа Оки говорила кому-то из нашего класса, что он утонул в канаве лицом вниз, напившись до бесчувствия. Так или иначе, жители деревни никогда не беспокоят бога грома по таким мелочам, как экзамены, деньги или свадьбы,– с этим они идут в новый храм отца Какимото, что рядом с банком. Но с просьбой о рождении ребенка, за благословением рыбацкой лодки или с заупокойной молитвой об умерших родственниках они взбираются по ступеням храма бога грома. Всегда в одиночку. Я смотрю на свои часы с эмблемой Зэкса Омеги. Времени полно. Сегодня в Кагосиме начинается мой путь на Кубок мира, и мне понадобится любая помощь, какую только можно получить. Поиски нашего отца – большое дело. Для нас с Андзю нет ничего важнее. Не раздумывая больше, я забрасываю спортивную сумку за покрытый мхом камень и, вдохновленный порывом благочестия, бегу вверх по скользким от грязи ступеням.
39
Три гола, забитых одним и тем же игроком за одну игру.
40
Самая древняя культурная формация Японских островов (5000-200 гг.. до н. э.).