— Может быть, было бы лучше, если бы ты действительно женился на глупой и нечувствительной женщине? — предположила Молли. — Или же не следовало всегда сообщать Марион обо всем, что ты делаешь? Глупая! Да она в тысячу раз лучше тебя.
— Это само собой разумеется, — сказал Ричард. — Вы всегда исходите из того, что женщины лучше мужчин. Но мне это не сильно помогает. Вот послушай, Молли, Марион тебе доверяет. Пожалуйста, постарайся поскорее увидеться и поговорить с ней.
— А что ей сказать?
— Я не знаю. Мне все равно. Все что угодно. Обзывай меня как хочешь, если это нужно, только постарайся уговорить ее бросить пить.
Молли наигранно вздохнула, все так же сидя и глядя на него, складочка возле рта передавала ее отчасти даже сочувственное презрение.
— Ну, я даже и не знаю, в самом-то деле, — наконец сказала она. — Честно говоря, все это очень странно. Ричард, почему бы тебе не попытаться что-нибудь предпринять? Взять ее с собой в отпуск или еще что-нибудь сделать?
— А я уже брал ее с собой в Италию. — В голосе Ричарда, помимо его воли, прозвучало такое глубокое сожаление, что обе женщины хором воскликнули:
— Ричард!
— Марион не нравится мое общество, — сказал Ричард. — Она все время за мной следила, — я так и вижу, как она все время за мной следит, ожидая, что я взгляну на какую-нибудь женщину, ожидая, что я повешусь. Я не могу этого выносить.
— А она пила, пока вы были в отпуске?
— Нет, но…
— Ну вот видишь, — сказала Молли, широко разведя ослепительно белые руки, которые как бы говорили: «Что тут можно добавить?»
— Послушай, Молли, она не пила, потому что у нас было что-то вроде соревнования, разве ты этого не понимаешь? Почти что сделка: я не буду пить, если ты не будешь засматриваться на девушек. Это почти свело меня с ума. А у мужчин, в конце-то концов, бывают определенные практические затруднения, — уверен, что вы, эмансипированные особы женского пола, истолкуете это по-своему, но я не могу этим заниматься с женщиной, которая наблюдает за мной словно тюремный надсмотрщик… Лечь с Марион в постель после такого миленького отпускного денечка было чем-то вроде состязания на тему «позволяю тебе доказать, что ты на что-то способен». Короче говоря, у меня с Марион не было эрекций. Я достаточно ясно выразился? И вот, мы вернулись неделю назад. Пока она держится. Я, как исправный семьянин, провожу все вечера с супругой, и мы вместе сидим дома и любезно общаемся друг с другом. Марион старательно не спрашивает меня, что я делал или кого я видел. Я старательно не слежу за уровнем виски в бутылке. Но когда она выходит из комнаты, я смотрю на бутылку, и я слышу, как в ее мозгу стучит мысль: «Он, должно быть, встречался с какой-то женщиной, раз он не хочет меня». Это ад, настоящий ад. Ну да, — закричал он, наклонившись вперед, с какой-то отчаянной искренностью, — ну да, Молли! Или так, или так. Вы обе рассуждаете о браке, возможно, вы и правы. Очень может быть. Я еще не видел ни одного брака, который хотя бы приблизительно был бы таким, каким он должен быть. Хорошо. Вы осторожны, вы не вступаете в брак. Я согласен, общественный институт брака — это нечто ужасающее. Но я в него вовлечен, а вы, вы проповедуете из какого-то безопасного удаленного местечка.
Анна посмотрела на Молли, очень сухо. Молли подняла брови и вздохнула.
— Ну? Что дальше? — спросил Ричард, добродушно.
— Мы думаем о безопасности этого удаленного местечка, — сказала Анна весело, подыгрывая его тону.
— Перестань, — сказала Молли. — Имеешь ли ты хоть какое-то представление о том, какое наказание уготовано женщинам вроде нас?
— Ну, — протянул Ричард, — об этом я ничего не знаю, и, честно говоря, это ваше дело, почему я должен об этом думать? Но я знаю, что есть одна проблема, с которой вы не знакомы, — проблема чисто физиологическая. Как добиться эрекции, общаясь с женщиной, на которой женат пятнадцать лет?
Он сказал это так, словно откровенничал со старыми добрыми друзьями, словно открывая последнюю карту и окончательно отбрасывая все условности.
Анна, помолчав, заметила:
— Может, все оказалось бы легче, если бы это было для тебя делом привычным?
А Молли вступила в разговор, сказав:
— Ты говоришь, чисто физиологическая проблема? Да неужели? Это — эмоциональная проблема. Вступив в брак, ты начал изменять жене направо и налево очень рано, потому что у тебя была эмоциональная проблема, а вовсе не физиологическая.